Томас Рид - Собрание сочинений, том 4. В дебрях Южной Африки. Юные охотники. Охотники за жирафами.
Звери, впрочем, отбежали недалеко, как свидетельствовал снова поднявшийся дикий концерт; не возвращались же они по той причине, что обнаружили наконец лежавшую в озере половину слоновой туши, которая и пошла им на ужин. Из лагеря было отчетливо слышно, как гиены ныряют в воду, и всю ночь они выли, и хохотали, и визжали, насыщаясь обильной пищей.
Конечно, ван Блоом и его домашние не сидели всю ночь, слушая эту шумную музыку. Уверившись, что стая едва ли снова подступит к лагерю, они положили оружие, вернулись каждый на свою постель и вскоре погрузились в тот сладкий сон, который награждает человека после дня, отданного здоровому труду.
Глава XXII. ОХОТА НА ОРИБИ
Наутро гиены и шакалы исчезли. К общему удивлению, исчезло также и все мясо на костях слона. В воде лежал лишь огромный, догола очищенный скелет; кости белели, отполированные шершавыми языками гиен. Мало того, две изнуренные лошади (несчастных животных давно предоставили самим себе) погибли в ту ночь: гиены их загрызли, и два конских скелета лежали неподалеку от лагеря, так же чисто обглоданные, как и костяк слона.
Все это указывало на то, что в окрестностях лагеря бродит множество подобных прожорливых тварей, а значит, здесь водится в изобилии и дичь, потому что там, где мало дичи, не прокормится и хищник. И в самом деле, множество следов, испещривших весь берег озера, указывало на то, что за ночь сюда приходили нa водопой животные самых разных пород. Тут были отпечатки круглых и крепких копыт квагги и ее близкого сородича дау[10], и был изящный след копытца капского сернобыка, и след побольше, оставленный антилопой канной; а среди них ван Блоом явственно различил след грозного льва. Хотя в ту ночь охотники не слышали львиного рычания, никто не сомневался, что в этом краю немало львов. Присутствие его излюбленной дичи — квагги, сернобыка и канны — служило верным признаком, что неподалеку прячется и сам царь зверей.
В тот день сделано было немного. Накануне пришлось усердно поработать по заготовке мяса слона, а ночью не удалось отоспаться; все чувствовали себя вялыми; ван Блоому и остальным не работалось. Они слонялись вокруг лагеря, ничего почти не делая.
Черныш вынул из «печи» ноги слона и ободрал с них шкуру; потом снял шесты с мясом и приладил их так, чтобы на него падало больше солнца. Ван Блоом сам пристрелил трех остальных лошадей, отогнав их сперва подальше от лагеря. Он сделал это, желая положить конец мучениям несчастных животных, — было ясно, что им не прожить и двух дней. Пустить пулю в сердце каждой из них было делом милосердия.
Итак, из всей живности у бывшего фельдкорнета осталась только одна-единственная корова, и ее окружили теперь величайшей заботой. Без превосходного молока, доставляемого ею в таком изобилии, их стол был бы слишком однообразен, и они высоко ценили ее за это. Каждый день ее выгоняли на самое лучшее пастбище, а на ночь запирали в надежном краале из ветвей терновника, называемого у колонистов «стой-погоди». Крааль этот построен был чуть поодаль от исполинской нваны. Деревца уложили таким образом, что нижние концы стволов обращены были все внутрь, а ветвистые верхушки смотрели наружу, образуя укрепление, сквозь которое ни одно животное даже и не пыталось бы прорваться. Перед такой преградой отступит и лев, если только не раздразнить его до безудержной ярости.
В ограде, разумеется, был оставлен проход для коровы, а закрывался он одним огромным кустом, вполне заменявшим створки ворот. Таков был крааль «старушки Грааф». Кроме коровы, в лагере было еще только одно домашнее животное — маленький баловень Трейи, годовалый горный скакун.
Но в тот же день к этим двум домашним животным прибавилось третье — прелестное маленькое создание, не менее красивое, чем горный скакун, но поменьше. Это был детеныш ориби — одной из самых изящных мелких антилоп, которые в таком разнообразии населяли равнины и лесостепи Южной Африки. Появлением малыша они обязаны были Гендрику, как и превосходной дичью, которую он в тот день доставил на обед и которую все, кроме Черныша, признали куда вкусней жаркого из слонины. Около полудня мальчик вышел в степь — ему почудилось, что на широком лугу неподалеку от лагеря виднеется какое-то животное. Он прошел с полмили и, хоронясь в кустах, что росли по краю луга, подкрался совсем близко к этому месту и увидел, что там и вправду пасется животное — и не одно, а два.
Животные эти принадлежали к породе, какой он до той поры еще никогда не встречал. Это были совсем маленькие создания, меньше даже, чем горный скакун, но по складу тела Гендрик отнес бы их к антилопам или же к оленям; а так как он слышал от Ганса, что олень в Южной Африке не водится, он решил, что перед ним, должно быть, один из видов антилопы. Чету составляли самец и самка — это Гендрик понял из того, что только у одного животного имелись на лбу рога. Самец не достигал и двух футов роста, отличался удивительно стройным сложением, а масти был красновато-буланой. У него было белое брюшко, белые полукружия над глазами, и под горлом красовались длинные белые волосы. Пониже колен у него висели желтоватые кисти шерсти; рога же были у него не лировидные, как у горного скакуна, а торчали почти вертикально дюйма на четыре в высоту, черные, округлые и чуть кольчатые. У самки рога отсутствовали, и была она значительно меньше самца.
По всем этим признакам Гендрик решил, что перед ним пара маленьких антилоп из породы ориби. Так оно и было.
Он продолжал продвигаться, пока не подошел к антилопам так близко, как только было можно. Но его все еще отделяло от них двести ярдов с лишним, а такое расстояние, конечно, не позволяло выстрелить по ним из его небольшого ружья. Сейчас его укрывал густой куст, а ближе подойти Гендрик не смел, чтобы не спугнуть дичь. Он видел, что это очень боязливые создания. Самец то и дело вытягивал во всю длину свою изящную шею, издавая слегка блеющий зов и недоверчиво поглядывая вокруг. Это и напомнило Гендрику, что антилопа — пугливая дичь и приблизиться к ней нелегко.
С полминуты Гендрик лежал, раздумывая, как поступить. От дичи он находился с подветренной стороны — он нарочно так зашел; но теперь убедился, к своему огорчению, что антилопы движутся по пастбищу против ветра и, значит, все больше удаляются от него. Тут Гендрику пришло на ум, что у них, наверно, такое обыкновение — пастись против ветра, как пасутся горные скакуны и некоторые другие животные. Если так, то лучше ему сразу оставить свою затею. Или, может быть, сделать большой крюк и зайти спереди? На это придется затратить немало времени, да и труда, а с толком или нет, неизвестно.
