Томас Рид - Собрание сочинений, том 6. Мароны. Всадник без головы.
Свои доходы Джесюрон пополнял также разведением пряностей - вернее, их сбором, ибо заросли ямайского перца, покрывавшие холмы в пределах поместья, не требовали никакого ухода - оставалось только собрать и просушить душистые перечные зерна.
На ферме целый день кипела работа. И неподалеку от дома и на более отдаленных пастбищах - повсюду слышалось конское ржание и мычание стад полудикого рогатого скота. По полям носились на лошадях черные, почти нагие пастухи. На холмах, в рощах ямайского перца постоянно раздавались возгласы и болтовня негритянок, собиравших перечные стручки. Наполнив большие корзины, негритянки ставили их себе на голову и, распевая песни, шли к сушильням.
За воротами, на широкой аллее, выходившей к большой проезжей дороге, негры-невольники ежедневно объезжали только что пригнанных из табуна двухлеток. В огромном загоне ежедневно закалывали тучных быков для рынка в Монтего-Бей. На куче отбросов с бойни пировали тощие псы, а чернокожие мясники, обнаженные по пояс, ходили по загону, размахивая окровавленными топорами, ножами и другими орудиями своей кровавой профессии.
Подобные зрелища были обычными на ферме Джесюрона. Но на следующий день после того, как работорговец безуспешно побывал в Горном Приюте, на ферме должна была разыграться иная сцена.
Прямо перед широкой, но запущенной и грязной верандой хозяйского дома тянулся большой двор. В конце его против веранды стояло второе здание. От обеих сторон каждого из них шли высокие, массивные стены, образуя квадратный двор, двумя другими стенами которого служили сами здания. В середине одной из стен были крепкие двойные ворота, выходившие в наружный двор.
Отсутствие окон и дверей и весьма примитивная архитектура второй постройки могла дать повод думать, что это сарай или склад для зерна. Но стоило заглянуть внутрь, чтобы убедиться в ошибочности такого предположения. Там находились люди - десятки людей с темной кожей всех оттенков: от черной, как эбен, до цвета охры. Они сидели, стояли и лежали на полу; многие были скованы попарно.
Выражение лиц несчастных и их позы не отличались разнообразием. Почти все здесь были печальны и хмуры. Некоторые пугливо осматривались, словно только что очнулись от кошмарных сновидений и еще не вполне пришли в себя. Иные смотрели перед собой бессмысленным взглядом. Другие, сбившись в кучку и, очевидно, откинув всякие помыслы о прошлом, будущем и настоящем, беспечно болтали на неведомых наречиях.
Да, это был склад, но хранившимся в нем товаром были люди. «Запасы» были только что пополнены грузом с невольничьего корабля. От прежнего «запаса» оставалось всего несколько человек. Они в качестве хозяев знакомили новичков с местными порядками. Гостеприимство их было по необходимости скудным, о чем свидетельствовали пустые тыквенные бутыли и дочиста выскребанные деревянные миски, расставленные прямо на полу. От жалких порций грубой пищи не осталось ни единой крошки, ни единой капли. Хоть бы зернышко риса, хоть бы ложка перечной похлебки или огрызок банана!
Некоторым посчастливилось избегнуть духоты тесного помещения - их разместили прямо во дворе. После корабельного трюма и это казалось привольем. Новички небольшими группами теснились возле ранее попавших сюда земляков, которые уже испытали горести рабства и могли поведать, какая участь ждет здесь каждого. Все то и дело настороженно поглядывали в сторону веранды, очевидно, чего-то ожидая.
Во дворе находилось и трое белых. У двоих из них кожа была весьма смуглой; многие из толпившихся здесь невольников были не темнее их. Один из них сидел на ступеньках веранды, другой стоял рядом. У ног каждого лежала свора псов, привязанная веревкой к поясу. Костюмы обоих были незамысловаты: клетчатые рубашки, холщовые штаны, широкополые шляпы из пальмового листа, грубые короткие сапоги. На боку у каждого в ножнах висел длинный нож мачете. У обоих волосы на голове были коротко острижены, лицо гладко выбрито, и только на подбородке оставлен клочок волос - так называемая эспаньолка. Их худые лица с правильными чертами производили бы приятное впечатление, если бы не лежавшая на них печать жестокости и порока. Они перебрасывались короткими испанскими фразами, а одежда, оружие и собаки указывали на то, что это уроженцы острова Куба, «касадоры», охотники за неграми.
Третий находившийся во дворе белый заметно отличался от первых двух не столько цветом кожи, ибо она была у него не светлее, сколько внешностью, костюмом и родом занятий. На ногах у него были высокие, доходящие до бедер, сапоги из конской кожи, а на них - тяжелые шпоры с колесиками в три дюйма диаметром. Он был в куртке из толстого сукна, весьма неподходящей для местного климата. Под ней виднелся жилет из алого плюша с потускневшими металлическими пуговицами. Шею окутывал шарф того же огненного цвета. Довершая наряд, на голове красовалась фетровая шляпа, которая, как и остальные принадлежности туалета, недвусмысленно говорила о том, что ей приходилось видывать виды, что она знала и солнце, и дождь, и пыль, и ветер. Густая копна совершенно черных курчавых волос, черная как смоль борода, почти скрывающая рот, ярко-желтые глаза, всегда горящие зловещим огнем, губы неестественно красного цвета, заметные даже сквозь бороду, орлиный нос - вот полный портрет Рэвнера, управляющего фермой Джесюрона.
Он всегда носил с собой символ своей власти - длинный бич. Он не расставался с ним ни днем, ни ночью, ибо и ночью и днем находил применение гнусному орудию истязания. И жертвами его страшных ударов были не лошади, не рабочий скот, - нет, люди: мужчины и даже женщины! Пощады не было никому. С утра до вечера, а порой и ночью раздавалось его громкое щелканье. Говорили, что управляющий Джесюрона никогда не спит.
Вот и теперь он расхаживал по двору, очевидно наслаждаясь возможностью показать свою власть новоприбывшим невольникам и без всякого повода раздавая удары направо и налево.
Глава XXI. КРЕЩЕНИЕ ОГНЕМ
Наступил полдень. Джесюрон с дочерью вышли на веранду и встали возле балюстрады. На их лицах, как и на лицах толпившихся за их спинами слуг, был написан интерес - очевидно, во дворе должно было произойти нечто не совсем обычное.
Внизу у крыльца находилась небольшая железная жаровня с раскаленными углями. Около нее в выжидательных позах стояли несколько негров и мулатов свирепого вида. Вот один из них наклонился над жаровней и повернул лежавший на углях железный прут. Это было страшное клеймо. Большинство темнокожих уже испытали прикосновение раскаленного металла. Они объяснили новоприбывшим, что их ожидает, и те в молчаливом страхе следили за приготовлениями к ужасной процедуре.
