Джон Кракауэр - Навстречу дикой природе
Между Роселлини, Уотермэном, МакКанном и МакКэндлессом есть много общего. Подобно Роселлини и Уотермэну, МакКэндлесс был искателем, и относился к суровым природным условиям с непрактичной восторженностью. Как Уотермэн и МакКанн, он выказывал нехватку здравого смысла. Но, в отличие от Уотермэна, МакКэндлес был психически здоров. И, в отличие от МакКанна, он не отправился в дикую местность, рассчитывая, что кто-то сам по себе появится и спасет его задницу от неприятностей.
МакКэндлесс не укладывается в шаблонный образ жертвы дикой природы. Хотя ему не хватало знаний, он порой действовал поспешно и был неосторожен до безрассудства, едва ли он был непригоден для испытаний – иначе бы ему не удалось протянуть 113 дней. Он не был ни чокнутым, ни социопатом, ни изгоем. МакКэндлесс был другим, но сложно сказать, кем именно. Возможно, пилигримом.
Свет на трагедию Криса МакКэндлесса может пролить изучение его предшественников, сделанных из того же теста. Для этого надо перенестись из Аляски в голые каменистые каньоны южной Юты. Там, в 1934 году, странный двадцатилетний юноша ушел в пустыню и больше не вернулся. Его звали Эверетт Рюсс.
Глава девятая.
Ущелье Дэвис
Думаю, что вряд ли скоро вернусь в цивилизацию. Природа меня не утомляет. Напротив, я все более наслаждаюсь ее красотой и жизнью странника, которую веду. Я предпочитаю трамваю седло, крыше – звездное небо. Неясный трудный путь в неведомое для меня милее любой мощеной дороги, а глубокий мир природы куда приятней суеты городов. Как ты можешь винить меня за то, что я остаюсь здесь, в месте, которому принадлежу, в котором чувствую единение с миром? Это правда, что мне не хватает общества разумных существ, но среди них так мало с кем можно разделить важные для меня вещи, что я выучился хранить их при себе. Достаточно и того, что я окружен красотою…
Даже из твоих коротких зарисовок мне ясно, что я не смогу выносить рутину и однообразие жизни, которую ты принужден влачить. Не думаю, что когда-либо смогу остепениться. Я уже почерпнул слишком многое из глубин жизни, и что угодно предпочту возврату к прежнему существованию.
Последнее письмо, полученное от Эверетта Рюсса его братом Уолдо, датированное 11 ноября 1934 года
Эверетту Рюссу нужна была красота, которую он трактовал весьма романтично. Мы могли бы смеяться над странностями его поклонения красоте, но в его всеобъемлющей устремленности к ней было что-то величественное. Эстетика в виде жеманства кабинетных мечтателей смехотворна, а порой даже непристойна, но как образ жизни она порой обретает достоинство. Если мы хохочем над Эвереттом Рюссом, мы должны также потешаться и над Джоном Мьюиром, поскольку кроме возраста между ними не так много различий.
Уоллес Стегнер “Страна мормонов”
Большую часть года Дэвис Крик представляет собой крохотный ручеек, а иногда и вовсе пересыхает. Беря начало у подножия высокой скалы, известной под именем Фифтимайл Поинт, он течет всего четыре мили по розовому песчанику южной Юты перед тем, как влиться в озеро Пауэлл – огромное водохранилище, распростершееся на сто девяносто миль над плотиной Глен Каньон. Ущелье Дэвис очень маленькое, но красивое, и путешественники, измученные сухой пустыней, веками наслаждались оазисом на дне узкого оврага. Его отвесные стены усеяны сюрреалистическими девятисотлетними петроглифами и пиктограммами. Крошащиеся каменные жилища давно исчезнувших кайентских анасази, создателей этих рисунков, скрыты в укромных уголках. Осколки глиняных горшков древних индейцев валяются в песке вперемешку с ржавыми жестянками, брошенными пастухами начала двадцатого века, водившими сюда скот на водопой.
По большей части короткое ущелье представляет собой глубокий извилистый провал, местами узкий настолько, что его можно переплюнуть, и окруженный нависающими стенами из песчаника, преграждающими путь ко дну каньона. Однако в нижней части ущелья есть скрытая тропинка вниз. Чуть выше устья Дэвис Крик, от западного края каньона зигзагами спускается естественный пандус. Недалеко от ручья пандус заканчивается, и на дно ведут грубые ступени, выдолбленные в мягком песчанике около ста лет назад мормонскими скотоводами.
Вокруг ущелья Дэвис простирается безводное пространство голых камней и кирпично-красного песка. Растительность крайне скудна. Почти невозможно найти тень, чтобы укрыться от иссушающего солнца. Но спуститься в недра каньона означает попасть в другой мир. Над колючими опунциями грациозно склоняются тополя. Под дуновениями ветерка колеблются высокие травы. Недолговечные цветки калохортуса выглядывают из основания девятифутового каменного свода, в кроне дуба жалобно перекликаются вьюрки. Высоко над ручьем из скалы сочится родник, орошая мох и Венерины волоски, свисающие с камней роскошными зелеными коврами.
Шестьдесят лет назад в этом зачарованном убежище, менее чем в миле вниз по течению от того места, где ступени мормонов достигают дна ущелья, двадцатилетний Эверетт Рюсс вырезал свой псевдоним на стене каньона под индейскими письменами, а потом и на маленьком каменном зернохранилище анасази. “Немо 1934” – нацарапал он, несомненно, подчиняясь тому же порыву, который заставил Криса МакКэндлесса написать “Александр Супербродяга / май 1992” на стене сушанского автобуса. Вряд ли этот импульс существенно отличается от вдохновившего индейцев анасази испещрить камни своими символами, смысл которых ныне ускользает от нашего понимания. В любом случае, вскоре после этого Рюсс покинул ущелье Дэвиса и загадочно исчез, следуя намеченному плану. Тщательные поиски не смогли пролить свет на его судьбу. Он просто растворился в пустыне. Шестьдесят лет спустя мы все еще не знаем ничего о том, что с ним сталось.
Эверетт родился в 1914 году в Окленде, штат Калифорния, и был младшим из двух сыновей Кристофера и Стеллы Рюсс. Кристофер, выпускник Гарвардского факультета богословия, был поэтом, философом и унитарианским проповедником, однако зарабатывал себе на жизнь бумажной работой в Калифорнийской пенитенциарной системе. Стелла была своевольной женщиной с богемными вкусами и художественными амбициями, в том числе и в отношении близких. Она выпускала литературный журнал “Квартет Рюссов”, обложка которого была освящена фамильным девизом: “Восславим час”. Тесно спаянная семейка Рюссов любила кочевать, и часто переезжала. Окленд сменил Фресно, затем – Лос-Анджелес, Бостон, Бруклин, Нью Джерси, Индиана. Наконец, когда Эверетту исполнилось четырнадцать, они окончательно осели в южной Калифорнии.
