Екатерина Мурашова - Живущие рядом (сборник)
Но случилось чудо! Вместо рычания и яростного лая Уши приподнялся «на цыпочки», осторожно взмахнул пушистым хвостом и тихонько ласково заскулил, как скулят взрослые кобели в присутствии самок или хорошо знакомых людей. Глаза его засветились, и он как будто бы даже помолодел…
Удивившись на мгновение, я легко перевела этот скулеж с собачьего на человечий:
«Так ты, оказывается, жив, о любимый враг мой! Как же это здорово! Мне так не хватало тебя все это время… Без тебя, без нашего с тобой ежедневного единоборства моя жизнь потеряла какие-то существенные краски, стала пустой и неинтересной… Я безмерно рад снова тебя видеть!»
На широкой морде ротвейлера явственно пропечаталось удивление. Он не понимал происходящего: чтобы один старый кобель так приветствовал другого… Мы сделали еще несколько шагов по дорожке, и Уши, приглядевшись или принюхавшись, понял свою ошибку. Разом потеряв интерес к ротвейлеру, он опустил голову и потрусил дальше, не глядя по сторонам. Глаза его стали тусклыми и печальными…
С тех пор Уши как-то разом избавился от иллюзий. Он понял, что Мордатик не вернется никогда. Он больше не вскакивает и не бежит к двери, когда что-то послышится на лестнице. Он уже стар и больше не играет с другими собаками, даже если они приглашают его.
Но есть единственное исключение. Это молодая неуклюжая сука-ротвейлер, живущая в соседнем доме, которая очень любит Ушей и каждый раз при встрече весело и тяжело, заигрывая, прыгает вокруг него. Почему-то Уши никогда не может ей отказать.
Я знаю, что люди склонны излишне очеловечивать собак, но иногда мне кажется, что мой старый пес играет с назойливой и глупой ротвейлершей в память о Мордатике. И добродушно порыкивая, кружась с ней по газону, он видит перед собой не ее, а своего любимого, незабвенного, ушедшего навсегда врага…
Рыжий и черный
Когда я подобрала Уши на улице, ему по всем признакам было месяцев одиннадцать. Черный дворянин с веселым пушистым хвостом-колечком, размером с крупную овчарку. Белый галстук и носки. Красивая, в общем, собака. Он выглядел взрослым (и действительно — в дальнейшем практически не вырос), но манеры у него оставались еще вполне щенячьими.
Почти сразу мы с друзьями взяли его с собой в поход, на побережье Финского залива в районе Приветнинского. Уши, типичная городская собака (судя по всему, он родился и вырос на Васильевском острове), искренне удивлялся обилию газонов и явно искал в лесу асфальтовые дорожки. Море, разумеется, произвело на него совершенно ошеломляющее впечатление. Он хрестоматийно лаял на волны, припадал на передние лапы и пытался ухватить зубами белые гребешки. Иногда прибегал к нам (мы разбивали лагерь в прибрежном лесочке) и шумно делился впечатлениями.
Мы уже не первый раз приезжали в эти места и нам было известно, что приблизительно в километре дальше по берегу, в глубине леса стоит дом, в котором живет некий отставной военный (между собой мы называли его Полковником). Прежде вся эта местность была запретной зоной, и «открыли» ее только в период перестройки.
Мы уже разбили лагерь, поставили палатки и сидели у костра, когда неспешно прогуливающийся Полковник появился на побережье. Его сопровождал огромный чау-чау, похожий на огненно-рыжего медвежонка. Не успели мы опомниться и что-то предпринять, как собаки кинулись друг к другу и стали взахлеб обнюхиваться. По манерам обоих было отчетливо заметно, что чау-чау тоже еще подросток. Потом мой собак мячиком скакал вокруг более медлительного и неуклюжего чау, а тот, сопя и смешно высовывая синий язык, крутился на месте, пытался уследить за Ушами и даже ухватить его то за хвост, то за болтающиеся уши (наверное, чтобы остановить мелькание и рассмотреть поподробнее).
Чтобы обозначить хозяев собаки, мы с одним из друзей вышли на берег, Полковник охотно вступил в разговор и сообщил нам, что его собаку зовут Вилли, и ему ровно год. Собачьи подростки тем временем закончили процедуру знакомства (у молодежи, как мы все знаем, это происходит быстро) и принялись играть в набирающем силу прибое. Разбрызгивая воду и пену, они то и дело вставали на задние лапы, пытаясь повалить друг друга, хватались за загривки или за что придется, набивая пасть рыжей и черной шерстью, отплевывались и гонялись друг за другом. Более молчаливый Вилли только изредка коротко взлаивал от возбуждения, а псевдо-лайка Уши вопил во всю мощь своего молодого голоса и его рычание, визг и лай сливались с плеском волн и шумом ветра в кронах прибрежных сосен и берез. На фоне темно-синего (собирался шторм) неба, в клочьях белой пены, на золотистом песке, среди зеленовато блестящих камней играющие черная и ярко-рыжая собаки смотрелись очень эффектно. Каждое их движение буквально искрилось молодостью и весельем. Мы вместе с Полковником молча смотрели на них и хорошо улыбались друг другу.
Прошло несколько лет, в течение которых мы не приезжали на залив, но однажды нам снова пришло в голову посетить знакомые места. Уши, сильный матерый кобель, добрый к людям, но довольно вздорно относящийся к крупным собакам, разумеется, был с нами.
Сказать честно, все мы забыли о рыжем Вилли. Да и кто мог сказать, что с ним стало за прошедшие годы? Однако, он был тут как тут, и, расположившись лагерем практически на прежнем месте, мы столкнулись с этим фактом внезапно и неприятно.
С утробным рычанием два огромных лохматых кобеля сцепились на песке метрах в пятидесяти от лагеря. Мои крики: «Уши, фу!!!» и противоречивые команды погрузневшего и окончательно поседевшего за прошедшие годы Полковника: «Вилли, нельзя! Назад! Брось! Вперед! Ко мне!!» — явно запоздали и не возымели никакого действия.
Понятно, что Вилли считал себя полноправным хозяином этого участка побережья. Естественно, что Уши считал своим долгом охранять территорию нашего лагеря. Разумеется, что собаки не узнали друг друга, да и вообще: за прошедшие годы все изменилось — ведь по песку катались уже не щенки-подростки, а два зрелых, матерых кобеля, каждый в своем праве. Все очевидно…
Мы с Полковником оба не решались вмешаться в собачью драку и даже перестали выкрикивать команды, которые все равно не слышат. В нашу пользу играло лишь то, что оба пса по своей породной и личностной сути не были бойцами. Уши вздорен и трусоват. Вилли — флегматичен и не агрессивен.
Уши, как вроде бы и положено в собачьей драке, пытался ухватить Вилли за загривок или за морду. Но — увы! — патологически пушистый загривок чау-чау предоставлял мало возможностей добраться до его шкуры, а короткие треугольные уши Вилли все время выскальзывали из пасти моего пса. Вилли же почему-то все время старался укусить Уши за зад или за хвост-баранку. Может быть, он попросту боялся оскаленной пасти. В общем — отнюдь не бультерьеры (к счастью!)…
