Джой Адамсон - Пятнистый сфинкс
21 декабря Тага плохо ела, все время чесала челюсти, и я решила, что у нее режутся зубы. Тут приехал помощник Джорджа, которому приходилось выкармливать маленького леопарда, и он посоветовал мне начать давать ей мясной фарш. Мясо она съела с жадностью, и оно ей так понравилось, что вечером я дала ей еще одну порцию; всю ночь она проспала спокойно. Но на следующий день она была какая-то скучная, отказывалась от еды и только лизала грязь, В этот день ей исполнилось шесть недель и у нее прорезались последние коренные зубы. Я окунула палец в глюкозу и дала ей пососать, надеясь, что она захочет после этого пить и попьет молока. Но она только приоткрыла рот, вздохнула, но пить не стала. За последние два дня она сильно похудела, стала жалкой, но мне казалось, что все это из-за зубов. Я пыталась утешить ее, гладила и брала на руки, когда она выходила из своего убежища, а к ночи взяла к себе в постель. Она обхватила мою шею и крепко прижималась ко мне, когда я шевелилась, — а клещи и блохи тем временем расползались по мне во все стороны! Всю ночь она сосала мои пальцы, трогала мои веки и лизала лицо, негромко попискивая. Эти звуки были так непохожи на ее обычную болтовню, что я внезапно поняла: Тага серьезно больна.
Я ловила все ее движения, боясь, что они вот-вот затихнут, и молилась, чтобы она осталась жива. На рассвете, когда небо стало розоветь, возвратилась Пиппа. Она уселась рядом с нами и не сводила с нас глаз. Когда я встала, оставив Тагу под защитой противомоскитной сетки, Пиппа сбила меня с ног и убежала за реку. В это утро у Таги впервые подействовал желудок без слабительного. Я подумала, что это действие мяса, и попробовала скормить ей еще немного фарша, но от этого ей стало хуже. Тогда я решила отправиться в Меру, к ветеринару, который уже однажды вылечил Пиппу от бабезиоза. Я знала, что Тага привыкла к повару, и взяла его с собой, чтобы он держал ее на коленях, потому что мне надо было 80 миль вести машину по очень плохим дорогам. Но при каждом новом толчке бедная Тага пыталась вырваться и перебраться ко мне.
Наконец мы приехали в Меру. Было одиннадцать часов утра. Доктор взял мазок крови. Кровь не сворачивалась, а текла, как вода. Он определил анемию (десны у Таги были совсем бледные) и поставил диагноз: Babesia felis — кошачий бабезиоз, который убил Эльсу. Заметив мое отчаяние, он постарался уверить меня, что Тагу можно вылечить, потому что болезнь пока еще в первой стадии. Нужно было ждать результатов анализа крови, и я села с Тагой на газон возле лаборатории. Она так обессилела, что не могла стоять, и, совсем ослабев, лежала у меня на коленях, но следила за всеми движениями ветеринара. Он безуспешно пытался заставить ее проглотить раствор глюкозы, вливая его ей в рот из шприца. Я смерила ей температуру. Она была почти нормальная — 38,9 градуса. Ветеринар заверил меня, что сильное средство — фенамидин — обязательно исцелит Тагу, и пошел готовить инъекцию.
Я смотрела на Тагу и гладила ее шелковистый мех. Она крепко уцепилась за мои пальцы. Ветеринар вернулся со шприцем, в котором был один кубик фенамидина из расчета пять процентов к общему весу тела, который он принял равным шести фунтам. Мне показалось, что это слишком много, потому что Тага весила никак не больше четырех фунтов, но ветеринар настаивал на своем. Мне никогда не забыть, какими тревожными глазами Тага глядела на ветеринара, пока он делал укол. Казалось, в этом взгляде сосредоточилась вся ее жизнь. Вскоре она крепко заснула. Сердце у нее билось очень быстро, а дыхание стало прерывистым. Ветеринар приготовил еще несколько ампул, чтобы я сама сделала инъекцию в лагере, а потом закрыл лабораторию на обеденный перерыв. Я видела, что Тагу невозможно везти в таком состоянии по ужасной дороге, и решила подождать два часа — посмотреть, как подействует лекарство. В это время появился отец Ботта. Увидев Тагу и услышав ее частое дыхание, он, как и я, усомнился — выдержит ли ее сердце. С волнением ожидая возвращения ветеринара, я решила заночевать в Меру.
Я зашла к одному из друзей и, пока он распоряжался нашим устройством на ночь, сидела в прохладном кабинете с Тагой на руках. Вдруг она тихонько пискнула, судорожно вытянулась и вся обмякла. Мы бросились к ветеринару, он сделал ей укол против действия фенамидина, но все уже было кончено, Я оставила трупик Таги у ветеринара для вскрыт ия и уе хала домой. Это было 23 декабря. Какой грустный сочельник ждал меня…
Глава 8.
Вымирать или жить?
Вернувшись в лагерь, я убрала все, что напоминало о Таге, разрушила весь ее маленький мир. Мне было очень плохо, а тут еще Пиппа исчезла. На следующее утро егерь сообщил, что ее видели возле Кенмера. Несколько часов мы напрасно проискали ее, а потом надо было позаботиться о рождественской елке — на сочельник я пригласила к обеду Джорджа с помощником, молодого индийца Арана Шарма, который работал в заповеднике на общественных началах, и трех друзей из Найроби. Наряжая елку, я все время видела перед собой смеющиеся глаза Таги, готовой к новым плутовским проделкам. Сколько было бы возни со сверкающими игрушками, которыми я украшала шипы небольшого деревца баланитеса! При жизни Тага занимала все наши мысли, и теперь, когда ее не стало, она как будто еще больше напоминала нам о себе. Я чувствовала себя очень несчастной и даже обрадовалась, когда наконец появились гости и нужно было их занимать. Они привезли очень вкусную свежую рыбу и цыпленка; конечно, не обошлось без вина и традиционного сливового пудинга. Вечер начался удачно; позднее я зажгла свечи на елке и стала раздавать подарки — для африканских рабочих у меня были сигареты, сахар и деньги. Мне хотелось, чтобы всем было весело, и я была очень благодарна, что никто не упоминал о Таге.
Когда гости разъехались, я споткнулась и, упав, ушиблась об угол деревянного ящика. К счастью, Джордж еще не уехал и помог мне встать. На следующее утро я все еще не могла двигаться, и Локаль сам отправился искать Пиппу, но не нашел. После обеда приехали гости: доктор Джон Расселл с женой и доктор Пол Мартин из Таксонского университета в Аризоне (США). Они путешествовали по Африке, чтобы узнать, почему многие виды, давно исчезнувшие в Америке, все еще процветают на африканских равнинах. Особенно они интересовались слонами и специально заехали поговорить о наших наблюдениях над этими животными [6]. В разговоре я похвалила оригинальный серебряный браслет миссис Расселл, заметив, что это, должно быть, работа индейцев навахо. Она очень удивилась моей догадке, и мне пришлось объяснить, что я интересовалась жизнью и бытом индейских племен во время своего путешествия по США и привезла несколько индейских украшений и книг об их обычаях. Миссис Расселл сказала, что это подлинный литой браслет навахо и что она очень его любит и носит не снимая вот уже десять лет.
Вдруг послышался шорох и появилась Пиппа. Я очень удивилась, что она пришла в лагерь, где было так много гостей; несомненно, ее заставил прийти только голод, потому что, основательно подкрепившись, она тут же исчезла.
Хотя я изо всех сил старалась скрыть, как я горюю по Таге, миссис Расселл, должно быть, почувствовала мое отчаяние, потому что на следующий день вечером, когда я сидела в темноте и думала о Таге, мне привезли записку и драгоценный индейский браслет, который она оставляла мне в подарок. Я была глубоко тронута; с этого дня браслет стал «браслетом Таги» и я его надевала каждый раз, когда мне приходилось официально выступать в защиту диких животных. Разве я могла предугадать, что меньше чем через два года мне придется участвовать в нью-йоркской телевизионной передаче об охране диких животных вместе с Моной Дейтон, которая незадолго до этого события была признана лучшей учительницей США. Во время беседы она не сводила глаз с «браслета Таги» и наконец спросила, как он попал ко мне. Я рассказала ей всю историю, и оказалось, что она — близкий друг миссис Расселл и этот браслет она сама помогла ей достать в одной из индейских резерваций штата Аризоны. Поэтому она и была так удивлена, увидев его у меня.
Пиппа вернулась на следующее утро. Но прежде чем приняться за еду, она долго обнюхивала все места, где любила играть Тага. Я совсем не могла нагибаться, и поэтому Локаль причесал Пиппу и обобрал с нее клещей, что очень удивило ее. Потом он пошел с ней на прогулку, но она все время оглядывалась на меня, ожидая, когда я пойду с ними; в это время подъехала машина, ее шум спугнул Пиппу, и она убежала за реку. Приехал доктор — я посылала за ним в Мауа. Он определил перелом ребер и сказал, что я слишком много двигаюсь и мне нужен покой. Волей-неволей пришлось оставаться на месте несколько дней; в эти дни Пиппа приходила очень часто.
Локаль попросил отпустить его домой, потому что у него серьезно заболел один из детей. Через два дня он вернулся с печальным известием: ребенок умер. Он стоически переносил свое горе — на все воля Мунгу (бога), — его самообладание было поразительно, но, когда мы пошли с Пиппой на прогулку и они стали играть, я вдруг заметила, что он вытер глаза и поцеловал Пиппу, чего никогда раньше не бывало. По-видимому, его горе было гораздо глубже, чем он показывал, и я поняла, что ему стало легче, когда он поделился своей болью с Пиппой.
