Томас Рид - Собрание сочинений, том 6. Мароны. Всадник без головы.
Герберт был так возмущен, что готов был сам, без дальнейших церемоний, подняться наверх, если бы мистер Трэсти не пустил в ход самые вкрадчивые, самые мягкие увещевания, стремясь любой ценой предотвратить катастрофу.
- Подождите немного, сэр, прошу вас, - уговаривал он Герберта, загородив собой лестницу. - Мистер Воган непременно примет вас, но только чуть попозже. Сейчас он занят, у него гости. Они обедают.
Этот последний довод отнюдь не подействовал на Герберта успокаивающе. Наоборот, это было новой горькой обидой. Обедает с гостями! Конечно, это тот пассажир первого класса. Даже не родственник! А он, Герберт, родной племянник... Да, это новое, и умышленное, унижение!
Взяв себя в руки, Герберт поборол искушение и отказался от намерения подняться наверх. Пусть он беден, но он джентльмен. Он не будет врываться в дом непрошеным гостем. Но как теперь поступить? Герберт был уже готов повернуться и уйти, не заходя в дом.
Но в конце концов он решил все же остаться и подождать.
Его провели в павильон и оставили там одного. Ему не захотелось даже присесть, и он нервно расхаживал из угла в угол. Он почти не обратил внимания на окружающую обстановку, хотя ему все же бросились в глаза роскошь и элегантность дома и сада с его аллеями и великолепными цветниками. Но вся эта красота не доставила ему радости. Она только еще острее дала ему почувствовать все свалившиеся на него невзгоды, подчеркнула, как велико расстояние между ним, одиноким бедняком, и спесивым богачом дядей.
Мельком посмотрев через открытое окно на живописный ландшафт, Герберт устремил взор на выходившее в сад заднее крыльцо дома, в сердитом нетерпении ожидая появления дяди.
Если бы он увидел чудные глаза, рассматривавшие его в эту минуту сквозь жалюзи из окна напротив, может быть, гнев, царивший в его душе, утих бы. Но Герберт и не подозревал, что на него с любопытством и даже с восхищением устремлена пара самых прелестных глаз на всей Ямайке. Не переставая шагать, он, уже по крайней мере на двадцатом повороте, чтобы убить время, досадливым жестом поднял одну из лежавших на стуле книг и раскрыл ее. Том, попавшийся ему в руки, едва ли способен был умиротворить взволнованную душу Герберта. Это был свод законов, печально знаменитый «черный кодекс» Ямайки. Герберт прочел в нем, что человек может мучить другого человека, может даже запытать его до смерти и за это будет наказан всего-навсего пустяковым штрафом; что человек с черной кожей, или даже с белой, если в его жилах есть хоть капля африканской крови, лишен права владения недвижимым имуществом, лишен права занимать общественные должности, лишен права давать свидетельские показания в суде, даже если он был очевидцем убийства; он не имеет права владеть лошадью, не имеет права носить оружие, не имеет права защищаться, если на него напали, не имеет права защищать своих близких. Короче говоря, Герберт прочел, что человеку с темной кожей остается одно право - уподобиться во всем покорному, безропотному скоту!
Гневно топнув ногой, он швырнул мерзкую книгу на прежнее место. И как раз, когда возмущение его достигло апогея, Герберт услышал легкий шум - это в доме скрипнула входная дверь.
Разумеется, он ожидал увидеть хмурого, старого дядю и решил встретить его не менее хмурым взглядом. Можно себе представить, как он опешил, когда вместо Лофтуса Вогана в дверях появилась очаровательная молодая девушка, смотревшая на него приветливо, как на старого знакомого. В одно мгновение в его душе пронесся целый вихрь чувств. Гнев на его лице уступил место восхищению, и, будучи не в состоянии произнести ни слова, Герберт замер на месте, не спуская глаз с прелестного видения.
Глава XVII. СМЕЛОЕ РЕШЕНИЕ
Для мистера Вогана, - во всяком случае, для успеха его планов, - было бы лучше обойтись с племянником по-родственному, пригласить его к столу, представить прямо и открыто дочери и важному гостю. Он бы, конечно, так и поступил, если бы предвидел, какой оборот примут события. Это избавило бы его от неприятной необходимости выслушать рассказ мистера Смизи о встрече с Гербертом на корабле. Мистер Смизи завел разговор на эту тему тотчас же, как Лофтус Воган так бесцеремонно выпроводил дочь из зала.
Смизи также кое-что уловил из ответа управляющего, во всяком случае и до его слуха долетели слова «ваш племянник». И тут он вспомнил молодого пассажира третьего класса. Он с неудовольствием припомнил также насмешливый, иронический тон его ответов. Секрет, таким образом, открылся, и спесивому плантатору пришлось выпутываться из затруднительного положения.
Было уже невозможно более поддерживать обман, и Лофтус Воган вынужден был признать свое родство с Гербертом, что еще больше настроило его против племянника. Стараясь выйти из неловкого положения, он сказал, что Герберта не ожидали так скоро. Смизи знал, что это ложь, но промолчал. На этом разговор о Герберте и закончился.
Лофтус Воган, как показывало все его трусливое поведение, был человеком столь же недалеким, как и эгоистичным. Недостойное отношение к племяннику наделило оскорбленного юношу в глазах Кэт романтическим ореолом, чего при других обстоятельствах вовсе не произошло бы, или, во всяком случае, произошло бы не в такой степени. Гонимый всегда вызывает сочувствие в благородном сердце, а сердце у Кэт было благородное. Кроме того, уже самая таинственность, с какой было обставлено появление Герберта в доме, то, что его прятали, словно тюк с контрабандой, - уже одно это должно было подстрекнуть любопытство тех, от кого предполагалось скрыть его приезд. Поэтому, едва покинув зал, - что, надо признаться, она сделала с большим удовольствием, - и вернувшись к себе, Кэт немедленно подбежала к окну, выходившему в сад, и стала с живейшим любопытством глядеть сквозь жалюзи в сторону павильона.
Кэт расслышала слова отца, обращенные к мистеру Трэсти: «Отведите его в павильон». Ее непреодолимо потянуло посмотреть на новоявленного кузена. Любопытство девушки было удовлетворено - прямо перед собой она увидела расхаживавшего по павильону Герберта. Сюртук с отворотами, плотно застегнутый на груди, блестящие высокие сапоги на стройных ногах, красивая треуголка, слегка надвинутая на темные кудри, выгодно оттеняла его внешность, которая была не из тех, что способны испугать или оттолкнуть молодую девушку. Гневное, даже яростное выражение лица, отражавшее негодование, кипевшее в его душе, не портило, по мнению Кэт, привлекательной наружности молодого человека. Да, кузен не внушил ей ни страха, ни отвращения. Наоборот, лицезрение незнакомого родственника, по-видимому, доставило ей удовольствие. Иначе зачем бы смотреть на него, не отрывая глаз?
