Мы вовсе не такие - Бернгард Гржимек
Когда мы стали медленно проходить вдоль остальных клеток, сидящие в них «постояльцы», большей частью помоложе, приветствовали нас исключительно радостно: некоторые даже хватали меня сквозь прутья за штанину, стучали рукой об пол и нетерпеливо подпрыгивали, приглашая с ними поиграть и повозиться. А в последней клетке сидели братец с сестричкой — два трогательных черных карапуза, тесно обнявшись и оглядывая нас полулюбопытным-полуробким взглядом. Когда мы зашли к ним в клетку, братец завопил что было мочи, метнулся к решетке и залез по ней на самый верх. Сестричка оказалась храбрей: она никуда не убежала, с интересом прислушивалась к нашим уговорам и под конец даже доверчиво протянула нам крошечную ручку. Наверное, не последнюю роль здесь сыграл и апельсин, который служитель извлек из своего кармана. Но выбор был сделан: девочка-шимпанзе поехала со мной в Берлин, а боязливый парнишка-шимпанзе — в Данию.
Врачебный осмотр показал, что Ула, так звали малышку, здоровый детеныш с ровными крепкими зубами, розовыми деснами, гладкой черной шерстью без проплешин и с упругим кругленьким пузиком. Но уж очень мала! Весит всего каких-нибудь три килограмма!
Уже готов транспортный ящик, в котором Ула должна следовать в Берлин в виде «груза повышенной скорости доставки». Но не успела закрыться задвижка дверцы, как в зарешеченном окошке мгновенно появилось испуганное, умоляющее личико с обиженно надутыми губами, прямо смотреть жалко! Обезьянка старается просунуть коричневый пальчик сквозь проволочную сетку и, как только перестает видеть возле своего окошка заботливое человеческое лицо, поднимает душераздирающий крик, ничем не отличающийся от требовательного плача грудного младенца. Пока ящик доносят из помещения приема багажа до перрона, крик этот становится таким пронзительным, что сбегаются провожающие со всего вокзала. Но стоит мне только наклониться к окошку транспортного ящика, как маленький горлопан тотчас же замолкает и мгновенно восстанавливается тишь и гладь — ну хоть не отходи!
Но вот поезд трогается, и я озабоченно пробираюсь из своего вагона в багажное отделение, чтобы посмотреть, как себя чувствует мой маленький пассажир. Это, кстати, не такое легкое дело — пробираться через переполненный поезд! Но волновался я напрасно: Улу я нашел вполне счастливой — двое приветливых проводников уже позаботились о ней и хлопочут вокруг клетки. Один как раз собирается налить ей в чашку сырой воды.
— Бедное животное, наверное, потому так и кричало, что пить хочет…
А другой уже держит наготове апельсин. И то и другое может вызвать у маленькой обезьянки, содержащейся на строгой диете, сильнейший понос, а то и еще что-нибудь похуже.
При моем следующем посещении я нахожу Улу крепко спящей. Она лежит на спине, а руки и ноги скрестила на животе. По-видимому, мерное покачивание вагона убаюкало ее не хуже, чем если бы она находилась в надежных руках своей матери-шимпанзе, покачивающейся на ветке дерева. Таким образом Ула и прибыла благополучно в Берлин.
Дома ей пришлось отвоевывать себе свое место рядом с двумя не слишком-то любезными и дружелюбными мальчишками, к тому же в это время у нас гостил еще и третий ребенок, приехавший на каникулы. Отвоевывала она это место, прямо скажем, не самым деликатным «девичьим способом», а энергично «расталкивая других локтями» на правах младшего члена семьи — пуская в ход крепкие челюсти и испуская громкие вопли.
Сначала она побаивалась этих шумных и бойких низкорослых людишек: как только они подходили, она сразу же спасалась бегством, проворно забираясь по мне наверх, и судорожно цеплялась своими ручонками за шею. Но стоило ей увидеть в окно играющих во дворе детей, как она тут же принималась громко смеяться и возбужденно стучать по стеклу руками. Заметив каменщиков, работающих у нас в палисаднике (мы пригласили их прорубить дополнительное окно в обезьяньей комнате, предназначенной для Улы), она пришла в такой неописуемый восторг, что мы не на шутку испугались за свои оконные стекла. Охотней всего она немедленно приняла бы участие в работе этих людей.
Разумеется, Ула очень быстро сообразила, что не ей надо бояться мальчишек, а это им следует ее бояться. Теперь она зачинщик самых бешеных дикарских игр, таких, что начинает казаться, будто в доме не одна, а десять обезьян. Правда, кусается и дерется обезьянка в таких случаях только «понарошку». Но если ей захочется слезть с рук, а кто-то пытается ее удержать, или ребята отнимают у нее любимую игрушку, или уж очень чем-то досаждают и дразнят, тогда дело может закончиться настоящими кровоподтеками и слезами… Ро, наш старший, после подобных размолвок долго еще дуется на забияку и обходит ее стороной. Михаэль же не злопамятен — спустя два часа он уже забыл об укушенном месте!
Когда вся семья собирается за столом и, не дай бог, забыли про нашу барышню, то легко может случиться, что кто-то из мальчишек с криком выронит ложку: обезьянка решила обратить на себя внимание, незаметно подкравшись под столом и пребольно цапнув зубами за ногу…
Кусается она вообще во всех случаях, когда чем-нибудь недовольна: то не хочет спать ложиться и не позволяет засунуть себя в клетку; не желает отдавать полную горсть соды, которую молниеносно выхватила на кухне из пакета. Дедушку она тиранит теми же способами, как это делают наши внучата. Он обязан безропотно таскать ее на плечах, непрестанно брать на ручки и играть с ней по первому же требованию.
Каждую минуту Уле приходится что-нибудь запрещать. То она принимается старательно выдергивать все цветы из цветочных горшков, то самозабвенно качается на портьере, словно на качелях; особое пристрастие она испытывает к швейной шкатулке с ее столь разнообразным содержимым; несмотря на строгий запрет, она при любом удобном случае находит способ завладеть ею и, усевшись на полу, рассыпает и раскладывает перед собой все эти роскошные драгоценности: пуговицы, катушки, тесьму, вязальные крючки и все прочее добро. Восторгу нет конца! А можно и так: вытащить из ящика с углем кусок угля и гонять его по всей квартире наподобие хоккейной шайбы. Потянуть за угол скатерть накрытого к обеду стола для нее так же заманчиво, как это было несколько лет назад для наших мальчишек, когда они были в том же возрасте, что и она. Ковры Ула охотней всего скатывает в рулон, картины на стенах заставляет опасно раскачиваться из стороны в сторону. Особое пристрастие питает
