Юрий Цеханович - О маленьких рыбаках и больших рыбах. Наш аквариум
Наладил я себе «уклеечную» удочку и побежал на реку. Ребятишки уж все там были. Кто с лодок удил, а другие, и Шурка в том числе, засучили повыше штанишки и прямо в воду забрели, в «забродку», значит, удили. Я тоже их примеру последовал.
Уклеек весело удить. Только закинешь леску, а к мухе уж и бегут наперегонки две-три рыбки, а то и больше. День был ясный, и в воде хорошо видно, как они хватают муху и друг друга отталкивают. Особенно интересно, если муха не утонет сразу, а некоторое время плавает, — сейчас же ее со всех сторон эти рыбки начнут хватать, только круги по воде идут. Но поймать уклейку не так уж легко — чуть зазеваешься, она сорвет муху с крючка и уйдет.
А клюют они по-разному: одни топят поплавок, а другие только в сторону его тащат. Многих уклеек я упустил, потому что дергал их из воды слишком сильно. Губы у них слабые, непрочные, дернешь посильнее и оторвешь губу — уклейка взлетит только над водой и снова уйдет в воду. Но уклеек так много было, что упустишь одну, другая сразу берет.
Как только накопилось в нашем тазу (Шурка принес банный эмалированный таз) несколько уклеек, стал я их рассматривать. И сразу же одну особенность подметил. Уклейки эти сильно по цвету отличались от тех, которые мне в Ярбе попадались. У уклеек из Ярбы спина иссиня-черная, а здесь уклейки гораздо светлее, спина у них желтовато-коричневая. Потом я узнал, что это не только с уклейками, но и с другими рыбами всегда так бывает: в реках с темной водой и рыба более темная, чем в реках со светлой водой.
К нашей компании еще три-четыре мальчика присоединились, и такая пошла у нас веселая рыбная ловля! Постоянно то один, то другой вытаскивает рыбку, а то и две-три зараз.
Другая рыба, кроме уклеек, почти не попадалась. Только однажды мрачный и молчаливый Андрейка-Колесо, который удил в стороне от всех, вдруг закричал восторженно басом:
— Ребята! Рыбина-то какая! — и показывает издали какую-то большую рыбу, как мне показалось, с пол аршина. Конечно, мы все к нему бросились смотреть, что он поймал. А Шурка говорит:
— Это чоша![8]
Я такой рыбы не видал еще, в Ярбе она не попадается. На косарь похожа, на тот тупой нож, которым лучину щепают. Большая, а совсем легкая, потому что тощая очень, как будто уже высушенная. Потому и попалась на катушечную нитку.
Много мы с Шуркой наудили уклеек. В нашем большом банном тазу их, вероятно, было больше сотни, когда Екатерина Васильевна позвала нас обедать.
А после обеда опять принялись удить. Да так почти до самого солнечного заката и проудили. И днем на реке хорошо было, а как наступил тихий безоблачный вечер, так и уходить с нее не хотелось. Да и клев уклеек не прекращался, и наш большой таз был снова ими полон. Еле-еле нас Екатерина Васильевна зазвала домой. За ужином подала она нам большие сковороды жареных уклеек. Ничего, довольно вкусная рыбка.
VНа другой день Екатерина Васильевна нас рано разбудила:
— Вставай, — говорит, — сарданапалы! Вас уж давно товарищи дожидаются.
Оделись мы с Шуркой, вышли на крыльцо. Солнышко уж высоко над садом поднялось. На крыльце, действительно, ребятишки уже сидят. Вся наша вчерашняя компания налицо: и Володя, и Вася Вершины, и востроносенький Ваня Минин, и Андрейка-Колесо. У Володи — мешок с хлебом, а Ваня и Андрейка сидят возле небольшого ящика деревянного, а в ящике веревка какая-то кругами свернута.
— Это что такое? — спрашиваю.
— А это перемет, — отвечает Володя, — отец привезти велел. Ставить вечером будем.
— А посмотреть его можно?
— Можно, не спутай только!
Перемет оказался немудреной снастью — длинная, нетолстая бечевка, а к ней на равном расстоянии, около аршина, короткие волосяные лески, поводки привязаны, а на них крючки крупные, вот и все.
— А сколько, — спрашиваю, — всего крючков на перемете?
— Поболе ста будет.
— Вот здорово! Если на каждый крючок по рыбинке сядет, так много можно наловить.
Володя засмеялся.
— Этак-то хорошо бы было! Только так не бывает. Штук десять-пятнадцать попалось бы, так и то хорошо. Рыба-то ведь крупная на перемет попадает, его на глубину ставят!..
— А какая?
— Всякая — стерлядь, лещ, судак, язь. Где поставишь.
— А как его ставят, перемет-то?
— А вот увидишь сегодня, как мы с отцом его ставить будем.
В это время Екатерина Васильевна позвала нас чай пить. А за чаем спрашивает:
— Вы что же, сарданапалы, до вечера, что ли, теперь пропадете?
— До вечера, — говорит Шурка.
— Ну, ладно, так я вас и ждать не буду.
Дала она нам корзинку с какой-то едой, мы свои удочки с собой захватили и отправились.
В лодку уселись так: Шурка на корму с правильным веслом сел, Володя и Ваня — в весла, Вася — на самый нос, а мы с Андрейкой — на среднюю скамейку пассажирами.
Поехали. Плыть надо вниз по течению Володя и Ваня дружно гребли, и лодка ходко пошла вдоль берега. Миновали скоро сад, перевоз, церковь, а за ней потянулись по высокому берегу домики Людца. Сижу я на своей скамейке и очень непривычно себя чувствую — раньше на лодке мне почти не приходилось плавать. Смотрю, как легко и дружно гребут Володя и Ваня. И хочется мне не только сидеть пассажиром, а и самому что-нибудь делать. Говорю Володе:
— Садись на мое место, а я вместо тебя грести буду.
А Шурка мне сзади говорит:
— Да ведь не умеешь ты!
— Ну, так что ж, учиться буду. Да и не велика эта трудность.
— Ну ладно, — говорит Шурка, — пусти его, Володя. Пока у берега едем, пусть он побулькается.
Ах, думаю, чего он смеется надо мной! Я вот покажу ему, как я не умею грести. Подумаешь, большое дело — весло поднять да в воду опустить!
Переменились мы с Володей местами. Взялся я за весло, поднял его высоко над водой, занес далеко назад, опустил в воду и нажал что было силы. И сразу же жестоко ушиб себе руку о рукоятку другого Ваниного весла. И хоть виду не показал, что больно, но востроносенький Ваня все же заметил это, сощурил лукавые свои глазенки и говорит:
— Что? Каково?
Но я ему ничего не ответил. Все внимание мое было обращено на весло, которое в моих руках неожиданно оказалось и тяжелым, и неповоротливым, и непослушным. Никак я не мог поспеть за Ваней и грести с ним наравне, хоть и старался изо всех сил. Нет, думаю, грести не так уж просто!
Впрочем, мало-помалу дело у меня стало налаживаться. Стал я держать весло правильнее, перестал ушибаться о другое весло, и гребля пошла у меня ровно и все лучше и лучше. Шурка даже похвалил меня снисходительно.
Село позади осталось, а на реке у противоположного берега бакены показались: три красных, а пониже их на крутом повороте Сны — два белых.
