Александр Черкасов - Из записок сибирского охотника
В Барнауле А. Черкасов начал писать мемуарные заметки. Первые его рассказы о некоторых эпизодах кадетской жизни опубликовал мало известный и недолговечный московский журнал «Охотник» (1887, № 10–11; 1888, № 58–72).
В письме из Барнаула от 4 октября 1885 года своему крестнику Даниилу Михайловичу Кузнецову он сообщил о том, что подготовил новые рассказы, в одном из которых («Бальджа») идет речь о его покойном отце. Просил передать приветы И. В. Багашеву и другим знакомым.[29]
В Забайкалье Черкасов оставил о себе долгую и благодарную память. С друзьями-забайкальцами он долго поддерживал связь. Вспоминая об отъезде из Забайкалья, Черкасов писал: «Много лет утекло с тех пор, многое изменилось во многом, но я до сего дня не могу без слез вспоминать это братское прощание населения, эту неподдельную любовь и доверие народа…»
В Барнауле Черкасов был избран городским головой. Через четыре года он остался на новый срок, однако прослужил всего год. Из-за необходимости учить своих детей он переехал в Екатеринбург (ныне Свердловск). А детей было семеро. Черкасовы купили дом на Вознесенской улице. Усадьба примыкала к саду знаменитого Харитоновского дворца, известного по роману Д. Н. Мамина-Сибиряка «Приваловские миллионы». Возникло много новых знакомств, начались визиты инженеров, педагогов, сотрудников «Екатеринбургской недели». В этой газете вскоре появилась статья Черкасова «Меры к развитию платинопромышленности на Урале» (1891, № 13, с. 289–291). Среди новых знакомых был и Д. Н. Мамин-Сибиряк. Черкасов вплотную занялся литературной работой, собиранием библиотеки. Особенно его интересовали сочинения исторического и философского характера, книги об охоте и охотниках, такие, как «Записки сибирского немврода» И. Г. Шведова, «Охота и охотники» Псковича (П. П. Куликова).
Здесь, на Урале, он старался пополнять зоологическую коллекцию Уральского общества любителей естествознания, дарил библиотеке общества свои книги.
В начале 1893 года Черкасов предложил издателю «Исторического вестника» А. С. Суворину «статью» об Алтае (на 14–15 листов журнальной печати). «Это, — пояснял он, — собственно воспоминания из пережитого и перевиденного…» Суворин подтвердил редактору журнала С. Н. Шубинскому: «Черкасов очень талантливый человек. Я издал целую книгу его. Думаю, что он и теперь написал интересно. Напишите ему в Екатеринбург»[30].
Эта огромная «статья» не подошла к профилю «Исторического вестника», она появилась в журнале «Природа и охота», в котором за десять лет до этого Черкасов напечатал забайкальские очерки. Так образовались журнальные циклы: «В Забайкалье» и «На Алтае» (с подзаголовком «Из записок сибирского охотника».)
Каждый очерк имел относительную сюжетную самостоятельность. В новых главах тема охоты постепенно отходила на второй план.
В марте 1894 года Черкасов снова писал Суворину (через Шубинского): «Почти все мои рассказы идут о Сибири и знакомят читателя с этой страной во многих отношениях, а охота часто служит только канвою… Мои статьи охотно читаются… даже прекрасным полом, а в Екатеринбурге «поиском ищут» этих рассказов. Многие знакомые и незнакомые прожужжали мне уши: почему я не издам все, помещенное в журналах, особой книгой.
…А хорошего издателя найти не могу. Не поможете ли мне в этом?.. Глубоко сожалею, что в статье «На Алтае» редакция и цензура сделали много выпусков, весьма интересных, и в общем изгадили весь труд, потерявший связь в рассказе»[31].
Сибирская жизнь приучила его к простоте в общении с людьми. Он уважал чужое мнение, иронически относился к спеси толстосумов и высокомерию дворян-чиновников (хотя и сам «ходил в генералах»— был статским советником). Он отказался от выборов в городскую думу. Но вскоре его, против желания, все же выбрали, как домовладельца. Пришлось смириться. Но на этом дело не закончилось. На заседании думы 20 октября 1894 года зачитали бумагу о том, что Черкасов назначен городским головой. «Смею вас уверить, — сказал он членам думы, — что я не искал, не добивался этого; все это для меня было положительной неожиданностью. Конечно, я не могу не ценить ту честь, то доверие, какое выпало на мою долю от г. губернатора. Я долго боролся с собою, прежде чем решился принять это назначение. Я надеюсь, что вы не будете смотреть на меня неприязненно как на человека, не выбранного, а назначенного правительственной властью, и братски примете меня в свою среду. Что касается меня, то со своей стороны я употреблю всю свою энергию на дело служения городским интересам. Думаю, что вы не откажетесь помочь мне». Так изложила речь «Екатеринбургская неделя».
Сразу оживились завистники и недоброжелатели, которых подбивали местные толстосумы. Уже через два месяца Черкасов сказал, что намерен уходить. Пошатнулось и здоровье.
Утром 24 января 1895 г. он получил по почте анонимный пасквиль, который грязнил честь его и семьи. К письму добавлялась вырезка — оскорбительная карикатура из какого-то столичного издания. Такого жестокого удара Черкасов не перенес и умер от паралича сердца за своим письменным столом. Хоронил его весь Екатеринбург, до Тихвинского монастырского кладбища за гробом шла огромная толпа. Могила была недалеко от стен теперешнего областного краеведческого музея, но затерялась. Рассеялся личный архив, не сохранилась и библиотека, так как Евдокия Ивановна вскоре тоже умерла (в возрасте 54 лет).
Удалось разыскать лишь несколько фотографий. Один из племянников Черкасова рассказывал, что среди бумаг он видел тетради с мемуарными заметками и стихами. Упоминал о письмах Н. А. Некрасова…
В Екатеринбурге в 1906 году выходил сборник стихотворений А. Черкасова (том. I, тип. С. Словцова, 214 с, тираж 1200 экз.), но автором их был племянник Черкасова — филолог Андрей Аполлинарьевнч.
Произведения Черкасова успешно выдержали проверку временем, сохранили и для нас художественный и познавательный интерес. Разумеется, нельзя не учитывать вековую давность событий, свидетелем и участником которых оказался Черкасов.
Хищнические, иногда просто истребительные приемы охоты и рыбной ловли тогда еще не осознавались как преступление перед потомками. В молодые годы и Черкасовым овладевал охотничий азарт, хотя он знал, что даже так называемые дикари не убивают больше, чем могут съесть. Сознание вины пришло спустя десятилетия…
В предисловии ко второму изданию «Записок» он писал: «И теперь уже далеко не то, что было: непролазная угрюмая тайга день ото дня делается все более доступной, а нескончаемые дебри редеют чуть ли не с каждым часом, и несчастные звери заметно убывают в количества или кочуют в еще не тронутые тайники сибирских трущоб».
