Илья Гурвич - Таинственный чучуна
Вскоре с аналогичным сообщением познакомил меня известный исследователь якутского фольклора Г. У. Эргис. Он готовил к печати собрание якутских преданий. Среди них мое внимание привлекла легенда, записанная самим Эргисом на юге Якутии, в Мальжагарском наслеге Олекминского района, — «Чучуна-охотники». Неужели рассказы о чучуне имеют хождение по всей Якутии? Однако выяснилось, что И. И. Лукашкин, 68 лет, поведавшей эту легенду, слышал ее в Жиганском районе, в низовьях Лены. В ней чучуна был обрисован как добрый сосед якутов и эвенков.
«В одну тунгусскую семью среди зимы зашел чучуна, неся на плечах другого, который во время охоты на горных баранов упал с утеса и сломал ногу. Они зимовали в этой семье. Чучуна со сломанной ногой всю зиму пролежал, нога зажила в согнутом виде. Здоровый был очень быстрый в беге, притаскивал на своих плечах убитых им диких оленей и горных баранов. Он поражал зверей стрелой из лука. Когда пришельцы научились языку хозяев, они рассказали: «Мы обитаем на скалистых горах. Огня не знаем. Живем в каменных пещерах. Существуем исключительно охотой. Промышляем диких оленей, мясо их едим в сыром виде, шкурой их одеваемся. Шкуру оленя снимаем целиком и одеваем на себя: шкуру передних ног— на руки, шкуру задних ног — на ноги». Наступила весна, и в один теплый день чучуна ушли. Здоровый из них вышел из дома и побежал на запад, за ним поскакал на одной ноге покалеченный. Он, нисколько не отставая, погнался за товарищем. На дорогу они не взяли съестных припасов. Сказали, что в пути будут кормиться охотой».
По легенде получалось, что чучуна — племя людей, незнакомых с огнем, огнестрельным оружием и шитьем одежды, обитающее на каком-то горном хребте. Представить себе людей без огня в зимних условиях Ленского края для якутянина так же трудно, как вообразить человека, живущего под водой. Видимо, в этом и была соль легенды, рассказанной Лукашкиным.
Интересными оказались и соображения самого Г. У. Эргиса. Комментируя легенду о чучуне, он высказал предположение, что, может быть, это предание о каких-то племенах, осваивавших Север до якутов и эвенков. Может быть, необычное поведение чучуны, свист, крик, бросание камней — всего лишь меры, предпринимавшиеся древними поселенцами края для того, чтобы запугать пришельцев, предотвратить их продвижение в районы своего основного обитания.
Предположения Эргиса, как и другие, требовали серьезных подтверждений, а их-то и не было.
ГЛАВА 5. На Яну и Индигирку
В Верхоянск я вылетел в начале зимы 1952 г., сразу после ноябрьских праздников. В Якутске уже свирепствовали тридцатиградусные морозы, а на Яне температура достигала 40 градусов мороза. Самолеты в Верхоянск еще регулярно летали. Рейсы обычно прекращались после того, как термометр показывал 48–50 градусов.
Морозы меня не смущали. Со склада Якутского филиала Академии наук нам дали ворох теплой одежды — дохи, шапки, унты, рукавицы, спальные мешки.
В бассейне Яны предстояло разобраться в особенностях хозяйства и традиционной культуры населения, выяснить границы наслегов в прошлом и происхождение отдельных родов — в общем собрать материал, проливающий свет на историю формирования своеобразной верхоянской группы якутского народа. Затем мы предполагали выехать в горный Саккырырский район, с тем чтобы познакомиться с бытом эвенов. Самолеты в этот район не летали, и мы намеревались воспользоваться транспортом местных колхозов — лошадьми и оленями. Выполнение обширной программы требовало значительных усилий. Райисполком выделил в помощь нам уроженца Верхоянска учителя Алексея Степанова, снабдил рекомендательными письмами. В ближайший Борулахский наслег мы выехали целым обозом. Мохнатые невысокие лошаденки двигались шагом, и мороз, несмотря на все предосторожности и ухищрения, давал о себе знать.
Мои помощники неустанно записывали предания, разбирались в деталях обычаев и обрядов. Я же сосредоточил внимание на составлении генеалогий. Фотоаппарат бездействовал. На морозе застывал затвор, а в помещении снимать не удавалось, так как не хватало света. Много времени уходило на зарисовки отдельных предметов украшений одежды, обуви. И все же работа шла успешно. Материал постепенно накапливался. Предания воскрешали заселение Яны беглецами из Центральной Якутии, мрачные картины междоусобиц среди верхоянских якутов, появление первых русских землепроходцев. Много интересного удалось записать об оспенных эпидемиях, духах болезней, духах хозяев рею и гор, о проделках шаманов. Но о чучуне большинство наших информаторов не слышало. Лишь несколько человек на вопрос, кто такой чучуна, ответили, что об этом чудовище рассказывают где-то в тундре.
В верхоянских наслегах были распространены рассказы о мюленах — бюлюнах (врагах). Их представляли как какое-то вражеское, но вовсе не дикое племя. Уроженец Мямяльского эвенского рода Голиков рассказал, что слышал предание о том, что бюлюны когда-то нападали на верхоянских эвенов и якутов, уводили в плен женщин и девушек, угоняли оленей. Один из местных охотников, взятый группой бюлюнов в качестве проводника, завел их в ущелье, где и погиб с ними от снежного обвала, другую часть врагов будто бы перебили его родичи.
Ничего существенно нового в рассказах о бюлюнах не содержалось. Я уже склонялся к мнению, что в Верхоянском районе отсутствуют легенды о диких людях. Однако кое-что о них мне все же поведал Алексей Божедомов, хранивший в своей памяти необыкновенный запас преданий, легенд, рассказов и воспоминаний о старине. В наслеге он пользовался большим авторитетом. Седоватый, с бородкой клином, высокого роста, в черных торбасах с волчьими наколенниками, в меховой безрукавке, он держался степенно, с достоинством, но в то же время просто и непринужденно. Божедомов знал родословные, хорошо помнил охотничьи правила и обычаи. Работать с ним было легко и интересно. Однажды, когда зашел разговор о необыкновенных происшествиях, Божедомов рассказал следующее.
В дни его молодости (своего возраста он точно не знал, но считал, что ему лет шестьдесят) разнесся слух о каких-то странных существах, ворующих пищу из амбаров. Ценных вещей они не похищали. Необычайное заключалось в том, что голодный мог получить эту же пищу открыто. Зачем тайно забираться в амбары? В тот год поздней осенью в одном наслеге пропала девушка. Ее долго искали, но не нашли. Решили, что она ушла, заблудилась, лишилась от страха ума и погибла. Однако весной она вернулась в отчий дом в ободранном платье, но невредимая. На расспросы не отвечала. Единственная сказанная ею фраза — «Они двое кормили меня зайцами». В себя она так и не пришла. Стала странная. Старики решили, что ее похитили какие-то дикие. После этого женщины и девушки долго боялись одни выходить из юрт с наступлением темноты.
