Павел Мариковский - Муравьи, кто они?

По озеру Иссык-Куль гуляют волны с белыми гребешками, шумит прибой. Щедро греет солнце. А рядом, в горах, нависли тучи, и кос мы дождя и снега закрыли вершины. Доносятся далекие раскаты грома. Два мира, север в горах и юг над озером — уживаются рядом.

Мое внимание привлекает крупный рыжий степной муравей. Он поспешно ползет от озера в заросли, наверное, направляясь в свое жилище, не задерживается, не мешкает и вскоре доводит меня до своего обиталища. Оно совсем недалеко от бивака, сложено из крупных кусочков стеблей, выглядит крепким сооружением и расположено в самом центре большого куста полыни эстрагона. Жители муравейника темные, большие, настоящие южане. На муравейнике обычная картина трудового дня, добыча пищи, отдых.

Не поднести ли муравьям немного сахару на кусочке плотной бумаги? Сахар привлекает внимание. Его лижут, вокруг него суетятся. Теперь бы неплохо сахар смочить водой. Сладкая вода вызывает настоящий переполох. Толпы сладкоежек теснятся у кромки вкусной лужицы, заползают друг на друга, и тот, кто напитался, направляется с раздувшимся брюшком в подземные ходы, едва передвигая ноги. Прибывающие к лакомству сразу же понимают, в чем дело, и жадно льнут к угощению. Но находится один, которому все происходящее кажется непонятным или, быть может, даже неприятным. Он хватает одного за ногу и оттаскивает в сторону, потом другого, но неожиданно распластавшись, сам склоняется над жидкостью.

Один муравей не стал пить. Что-то с ним произошло. Мелко и беспрестанно вздрагивая, он обходит муравейник. Что с ним? Быть может подает сигнал? Появляется еще такой же трясущийся.

Здесь рыжие муравьи не особенно злобны, и можно без опасения часами стоять возле муравейника. Но один добрался до тела и немедленно пустил в ход острые челюсти и едкую кислоту. Забияка схвачен и брошен в самую середину сладкой лужицы, беспомощно в ней барахтается, вот-вот потонет. Но один из сладкоежек бросается в воду, хватает утопающего и вытаскивает на сухое место.

Спасение утопающих я вижу впервые. Тогда повторяю эксперимент. Результат тот же. Откуда у муравьев такой навык? Здесь муравьи часто ходят за добычей на берег озера. Наверное, там охотников иногда смывает волнами и, кто знает, быть может поэтому жители побережья озера научились выручать тонущих.

В часы досуга, отвлекаясь от неизбежных многочисленных и повседневных забот, присаживаюсь в саду на дачном участке возле муравейника Формика пратензис. Мне очень нравится наблюдать жизнь этого неугомонного народца.

Переселил я этих муравьев лет пять назад сюда в глухой угол участка из муравейника жалкого и полуразоренного, оказавшегося в очень людном месте. В саду семья муравьев сильно выросла, окрепла и возвела солидную кучу, диаметром в один и высотой около полуметра — миниатюрный небоскреб с многочисленными помещениями, заполненными жителями.

Муравьи любят сладкое. Они холят, защищают и всячески опекают тлей ради их сладких выделений. Углеводы, материал энергетический и крайне необходимый этим столь деятельным созданиям. Если на муравейник насыпать немного сахара песка, на него обратят внимание ненадолго, как на незнакомый предмет, нарушивший привычную обстановку. Но стоит на сахар пролит несколько капель воды, как свойство этого незнакомого предмета мгновенно будут оценены по достоинству. Поэтому я часто кладу рядом с их жилищем блюдечко с сахарным сиропом. Радостная весть вскоре разносится по муравейнику, возле блюдечка образуется настоящее столпотворение, и кучка муравьев рассаживается, как у круглого стола. Муравьи так тесно унизывают край блюдечка, что на нем не остается свободного места. Летом, особенно в сухую и жаркую погоду, надо не забывать в блюдечко подливать воду, не то сироп загустеет, станет липким и превратится для лакомок в предательскую ловушку.

Муравьи, члены одной семьи не похожи друг на друга, каждому присущи свои особенности поведения и поэтому, как и следовало ожидать, жаждущие напиться различаются по темпераменту. Иные степенно отягощают свой животик не особенно сильно, и, не торопясь, покидают блюдечко. Другие же пьют сироп быстро, с жадностью, и раздуваются так, что брюшко становится прозрачным, и на нем появляются светлые полоски межсегментных складок. Такие, закончив дело, поспешно направляются во входы своего подземного царства, чтобы там поделиться добытым с многочисленными собратьями по жилищу. И, наконец, находятся муравьи очень неумеренные. Они не ждут, когда на краю блюдечка освободится свободное место, а лезут по телам товарищей и, добравшись до сладкого, напиваются так, что, потеряв в своем теле силу и волю и, будто опьянев, тут же падают в жидкость, едва шевеля ножками и усиками. Слегка барахтаясь, они заплывают далеко от спасительного берега сладкого озерка и застывают в полной неподвижности. Через пару часов они погружаются на дно. Забавнее всего то, что многие, чрезмерно напитавшиеся, падают бездыханно и на сухом месте тут же у края блюдечка.

Картина эта мне знакома хорошо издавна. Много лет назад видал, как таких неумеренных обжор собратья вытаскивали на сухое место, предоставляя им возможность брести в муравейник. Если же утопленники не подавали признаком жизни, то их усиленно массировали, гладили, возвращая к жизни. Но так себя вели муравьи обитатели побережья озера Иссык-Куль. Там муравьи выработали у себя способность спасать утопающих. Муравьи же сухопутники не обращали внимания на своих попавших в беду собратьев. Поэтому, угощая муравьев сиропом, я время от времени извлекал утопающих. Случалось так, что об этой обязанности я забывал и спохватывался, когда помощь уже была бесполезна, а утопленники не проявляли признаков жизни.

Тогда я окончательно убедился в удивительной способности муравьев подвергать оживлению, или как теперь говорят медики — реанимации, своих товарищей, оказавшихся в бедственном положении. Возле пострадавшего, которого я клал на муравьиную кучу в самом ее оживленной месте, вскоре же собиралось несколько муравьев. Они тщательно облизывали бездыханное тельце товарища, долго и настойчиво массировали челюстями брюшко, гладили усиками тело. И тогда совершалось чудо! Муравей начинал подавать признаки жизни. Сперва у него вздрагивали лапки, затем шевелились ноги, усики и наконец, он весь, возвращенный к жизни, поднимался долго и тщательно приводил в порядок свой костюм и включался в жизнь большого общества.

Картина возвращения к жизни погибающих муравьев производила большое впечатление. Ее можно было наблюдать многократно всегда с одним и тем же результатом. Муравей, отнятый в начале операции оживления, изолированный, не возвращался к жизни.