Виктор Балашов - Живи, ирбис!

Мать моя иссохла и почернела в постоянном страхе за отца, который сражался по ту сторону фронта, и за старшего брата Николая. Тот, хоть и обитал где-то неподалеку, но к смерти стоял, может быть, даже ближе, чем отец.

Ночевать дома приходилось ему не часто. И заявлялся он в свой дом неизменно тайком. В тот раз поскреб в ставню тоже далеко за полночь, когда уже давным-давно наступил комендантский час. Как всегда в подобных случаях, мать выметнулась в сени переполошенная, всхлипывая и причитая испуганным полушепотом.

Чтобы не возбуждать подозрений, света не зажигали. Впотьмах брат хлебал из чашки холодные щи и глухим простуженным голосом отвечал на расспросы матери. Отвечал устало, неохотно и скупо. Видимо, откровенничать он не имел права даже с матерью. Словоохотливым соседкам мать говорила, будто б Николай уехал в город искать работу. Но я-то догадывался, я-то знал, что у него была за «работа».

Когда Николай забрался на печь и улегся рядом со мной, я снова ощутил исходивший от его одежды запах лесных костров и застарелого пота. Спал он плохо: Ворочался, стонал, кашлял. Просыпаясь, подолгу лежал неподвижно, прислушивался к шуршанию сухой снежной крупки за окном и все думал о чем-то нелегком.

С начала войны старший брат как-то быстро повзрослел, отдалился от меня, ото всех ребячьих интересов, ушел в сложный и опасный по тем временам мир взрослых. Мне очень хотелось снова приблизиться к нему, заслужить полное его доверие, разделять с ним опасности.

Выждав минуту, когда он проснулся и затих рядом, сдерживая дыхание, я прошептал как бы в полусне:

— А у меня три гранаты есть. Две немецких с длинными ручками и одна наша, лимонка.

Николай совсем перестал дышать и в темноте повернулся ко мне лицом.

— Еще я знаю, где Вовка Защепин немецкий автомат припрятал, — сказал я. — А у Валерки патронов к нему целая шапка наберется. А то и больше.

Николай погладил меня по голове, задержал на моей щеке большую шершавую ладонь.

— Надо, чтобы все это оказалось где-то в одном месте. Чтобы прийти ночью и разом все забрать, — сказал он. — Только без всякого шума! Если хоть один из ребят проболтается… Сам знаешь, что от этого может быть.

— Конечно, знаю! А еще мы с Валеркой собаку нашли, которая танки взрывать может, — сообщил я, польщенный вниманьем Николая. — Если ее еще подучить немножко, вполне может пригодиться… в вашем отряде.

Рассказ про овчарку Николая заинтересовал меньше. Он только заметил, что, если уж дрессировать, то лучше чтоб собака на поезд кидалась, не на танк. Больше было бы проку.

Наутро я проснулся, охваченный безотчетной тревогой. Николая рядом не было, он исчез по обыкновению затемно. В голове еще не развеялись обрывки сумбурного сна — бегущие люди, кипенье пламени над черными крышами, выстрелы.

Первое, что предстояло мне сделать, — это пробраться огородами в закопченную бесхозную баньку и проверить, целы ли запрятанные под прогнившими половицами трофеи. (Про себя я солидно именовал гранаты «боеприпасами). Потом необходимо было найти Валерку и обсудить с ним вопрос почти государственного значения: как, под каким предлогом выманить у поселковых ребят оружие и всяческое военное имущество, которое очень могло бы пригодиться Николаю и его друзьям. Конечно, скажи мы только пацанам, для чего собираем воинский скарб, каждый отдал бы нам с руками свое богатство. Но у кого же повернется язык выболтать военную тайну? Да, тут надо было думать и думать.

Поглощенный этими заботами я лишь в последнюю минуту заметил, что кол, которым так надежно была приперта дверь бани, валялся в стороне. Значит, кто-то побывал внутри. У меня захолонуло сердце: уж не фрицы ли шарили с полицаями? Может, нашли оружие и теперь подкарауливают из-за угла, не явится ли хозяин. Я уже прикидывал, не повернуть ли обратно, и что бы такое наврать правдоподобное, если схватят.

Слышу: внутри баньки кто-то возится. Дверь неплотно прикрыта, а через щель голос:

— Ешь, Расплатушка, ешь! Вон ведь ты худущая какая! Не стесняйся. Мало будет, я еще принесу.

Голос настолько знаком, что я уж совсем безбоязненно распахнул дверь. Валерка от неожиданности шарахнулся в сторону, спиною к стене прижался. А стены в баньке аж лоснятся от жирной сажи. Посреди пола, смотрю, вчерашняя овчарка сидит. На меня уставилась, глазищи умные, чуть светятся в полутьме. И ни тени страха в них — только настороженность. Несомненно, почуяла меня собака еще до того, как в дверь ворвался.

— Проходи, не бойся! — опомнился наконец Валерка. — Она не тронет.

— Пусть только попробует тронуть! — проворчал я, протискиваясь все же сторонкой. — Где ты ее изловил?

— Не ловил вовсе. Просто увидел, куда она метнулась от немца. В нее фриц один стрелял утром. Не попал только. А она махнула через плетень и огородами — сюда. Под стеной затаилась в бурьяне. Вот я и заманил ее вовнутрь.

Глаза мои уже освоились в полутемной баньке. Гляжу, в ногах у собаки — порядочный кус мяса.

— А это откуда? — спрашиваю.

Валерка придвинулся поближе к свету, отряхнул сажу с рукава телогрейки.

— В Ореховом овраге немцы лошадь недавно пристрелили. Захромала которая. Ну, вот оттуда и принес. Для Расплаты на всю зиму бы хватило. Сейчас уже холодно, не испортится.

— Это собаку так назвал — «Расплата»?

Валерка чуточку смутился.

— Ну, назвал. Ее все равно бы немцы застрелили. Они всех собак в округе перебили. Может, эта одна не даром погибнет, отомстит фрицам. Оттого и Расплата. С ней только позаниматься немного, и такой она фрицам салют может устроить!

— Ну, ладно. А почему от меня тайком? Вместе нашли ее вчера, вместе и дрессировать будем.

— А я разве против? — пожал Валерка плечами. — А насчет утайки, неизвестно еще, кто от кого больше таится: ты от меня или я от тебя.

— Это ты о чем?

— Да хотя бы о брате твоем — Николае. Так уж, думаешь, не догадываюсь, где он и чем занимается. Один, что ль, он такой?

Тут уж я напустился на приятеля.

— Гадать можешь, сколько угодно. Хоть на картах, хоть на кофейной гуще. Только язык держи на привязи. Понятно?

— Будто без тебя не знаю! — обидчиво нахмурился Валерка. — Маленький, что ли?

Больше часа просидели мы тогда в полутемной баньке, обсуждая свои не по-детски сложные дела. Условились, у кого из мальчишек и под каким предлогом можно выманить оружие и патроны. Спрятать все до прихода Николая решили в той же баньке, где будет жить Расплата: все-таки — охрана, не каждый сунется.

— А натаскивать овчарку будем не на танки или машины — на поезда, — сказал я. — Такое есть распоряжение.