Леонид Кокоулин - Затески к дому своему
– И ворону видел, – утвердил Гриша, – только она не черная, как все вороны, а привиделась разнаряженная, как петух. И гребень у нее, как у петуха, на две половины. А я все равно знаю, хоть и во сне, что это ворона. И дом вижу – с реки светится.
– А окошек в доме не посчитал?
– Нет. Вижу – светится, а окошки не посчитал.
Анисим снова лег, поворочался с боку на бок, острее запахло пихтачом.
– Лошадь не снилась? – опять спросил Анисим.
– Только хотел рассказать, а ты спросил. Снилась. Маманя говорит, лошади ко лжи снятся.
– Смотря как видишь, – возразил Анисим. – Если вижу себя, что скачу на лошади во весь опор, от неприятности уйду.
– А я и тебя видел, папаня. Будто ты сидишь в седле, под тобою конь в яблоках, глазами на меня косит, знает, что я тоже хочу на него сесть. И не стоит он на месте. И посадить некому к тебе в седло.
– Ах ты! – не сдержал тяжкого вздоха Анисим.
– Я же про сон, папань…
– Да, да, – поддакнул Анисим и надолго затих.
Гришу начал смаривать сон.
– Так вот, – подал голос Анисим, – мы с дедом Аверьяном – вот как бы мы с тобой. Ты не спишь, Григорий?
– Не сплю. Слушаю. – По тому, как отозвался Гриша, Анисим понял, смаривает парня. – Ты что хотел, папань?
– Да нет, спи, спи.
Гриша слышал еще, как потрескивали дрова в костре. Кто-то совсем рядом перебродил речку или это казалось, она сплескивала, звеня галькой. Еще о чем-то спросил отец, но Гриша уже слов не разобрал, погружаясь в глубокий сон…
Утром Гриша выглянул из шалаша и сразу не признал, где он. Валил крупными мутными хлопьями снег. Отец сидел на корточках у костра и тоже был весь в снегу. Грише стало знобно. Вставать не хотелось. Снег тихо кружился над костром и неслышно таял. Шипели дрова, деревья под снегом смотрелись черной изнанкой. Гриша вылез из шалаша, подсел к костру, вытянув над блеклым огнем руки.
– С собакой бы веселее было.
Анисим скидал обгоревшие концы чурок на середину костра.
– Скука – это, сын, растерянность души перед жизнью.
– Да не растерялся я, – заоправдывался Гриша. – Хотел спросить, сколько часов?
– Часов? А кто его знает – на рояле оставил, – вспомнил Анисим когда-то услышанное. – По всем приметам чай ставить пора.
Гриша поднял слезящиеся от дыма глаза.
– Где, папань, котелок? Я схожу за водой.
– Да вот он с водой уже, – побряцал Анисим дужкой и начал пристраивать котелок на костер.
Гриша вскочил на скамейку и стал высматривать речку.
– Да тут она, никуда не делась, посидел бы в шалаше, не мок бы.
– Я не сахарный.
– Так-то разве, – согласился Анисим. – С чего начнем? Зимовье ставить будем или побегаем по первому снежку?
– Походим, – сразу оживился Гриша. – Потом и за постройку возьмемся. Я согласен бревна катать.
– По железной дороге, что ли?
– Ну, а как еще…
Котелок зафыркал, и Анисим подхватил его, поддев сучком, и пихнул в шалаш.
– Ну что ж, чайку попьем, тело наведем и айда.
Анисим стряхнул с шапки снег, полез в шалаш, за отцом и Гриша юркнул. Разлили по кружкам кипяток на брусничных веточках. Анисим вынул из мешка сухари и положил их горкой на рушник. В шалаше было тесно, ноги высовывались наружу. Не успели выпить по кружке чая, как перестал валить снег. Проглянуло солнце. Отдельные снежинки еще кружились, лениво оседая, и Гриша смотрел, как пыхала от их прикосновения Зола.
– Ну вот и солнышко проглянуло, – обрадовался Анисим. – Так стоит ли терять время? Следов видимо-невидимо. – Анисим достал ружье из-под лапника, передал сыну. – Проверь-ка, заряженное?
Гриша разломил ружье, заглянул в ствол – не заряженное.
Анисим ворошил лапник, что-то искал. Гриша уже стоял наготове, с ножом на ремне.
– Ну, папань, что-то ты копаешься.
– Котомку не берем? Куда будем дичь складывать? – Анисим достал мешки, из одного в другой переложил еду, подвесил мешок на сук в шалаше, а в пустой положил пригоршню сухарей, и выплеснул из котелка остатки чая и котелок в котомку, и кружки туда же, чтобы не бряцали, переложил их лапником и вылез из шалаша. Здесь он заткнул за опояску топор, оглядел сына.
– Ну, кажется, все, с Богом!.. – поднырнул Анисим под ветки кедра, Гриша следом. Снег взрывался под ногой и в просветах между деревьями горел на солнце до боли в глазах; и лес, и река, и горы – все в одночасье переменилось. Будто и не шли вчера по этому лесу. Тайга словно в тулуп вырядилась, дорогой воротник надела. Тесно стало. Особенно где заколодило, не знаешь, куда ступить. Гриша споткнулся, но ружья не выпустил из рук.
– Куда ты торопишься? Наша добыча от нас не уйдет. Давай ружье, надо будет – верну.
Гриша передал ружье, и тут им на головы посыпался снег: выдала себя белка.
– Дай я, папань?!.
– На, – передал ружье Анисим. – Только не горячись. – Он стал обходить кедр, не спуская с него глаз.
– Да вот она, папань! – закричал Гриша и бросился к дереву. А белка, перемахнув на соседнее дерево, ушла. – Спугнул, – подосадовал Гриша.
Подошел Анисим.
– А я что говорю, охотник каким должен быть? Хладнокровным.
– И впрямь, – признался Гриша. – А я готов на дерево запрыгнуть…
– Стой тут, – тихо сказал Анисим, – и смотри во-он на ту вершину, – показал он палкой.
Гриша впился глазами в макушку дерева. Анисим, пригибаясь, чтобы головой не задеть веток, осторожно подошел к дереву. Грише показалось, что отец сейчас полезет за зверьком. Но отец подошел неслышно к дереву и поцарапал ногтями кору, и тут же словно взорвалась макушка кедра, осыпался с нее снег, обнаружив белку. Анисим обернулся и, приложив палец к губам, потихоньку вернулся.
– Не торопись, – прошептал он, – выцели.
Гриша с замиранием сердца поднял ружье. Белка забеспокоилась, намереваясь переметнуться на другую ветку. Грянул выстрел. Снег осыпался и с соседних деревьев. Дым рассеялся, но ни белки, ни снега на макушке кедра не было.
– Испугалась, уйдет, – оправдывал промах Гриша.
– Кажется, задел, чуть бы повыше, – шаря глазами по деревьям, определил Анисим. – Она тут где-то затаилась. Поищем.
– Пошли, – с радостной готовностью Кинулся Гриша. Но Анисим придержал его за рукав и показал цепочку следов.
– Только бежать не надо.
Не прошли и ста шагов, как затарахтел над головой, подал голос зверек.
– Папань! – И Гриша потыкал пальцем. Анисим проследил, куда показывает Гриша.
– Вижу, – негромко сказал Анисим. – На лиственнице… – Анисим посмотрел вокруг себя, нет ли подходящей опоры для ружья, но не увидел.
– Положи ствол мне на плечо, – сказал Анисим Грише. – Перед выстрелом задержи дыхание. – И пригнул голову, чтобы Грише было удобнее целиться. Анисиму казалось, уж чересчур долго целится сын. И выстрел был негромким. Белка вместе со снегом упала к ногам, только хвост серебряным веером остался на снегу. Гриша и ружье бросил, кинулся за добычей.
