Владимир Бабенко - Лягушка на стене
В городке была азиатская экзотика с криминальным оттенком. На улице к быстрее всех освободившемуся Трофиму Даниловичу подошел пацан возраста расстрельщика бутылок и отнюдь не конспиративным шепотом предложил морфию.
— Чего-чего? — не понял законопослушный преподаватель.
Малолетний торговец наркотиками достал из кармана крохотную ампулу, бережно сжал ее длинный носик двумя пальцами с очень длинными и чрезвычайно грязными ногтями и слегка постучал по герметическому сосуду. Внутри ампулы в прозрачной жидкости забегали пузырьки, преламывая красную надпись «Morphium».
— Нет, — нашелся оторопевший было Трофим Данилович. — Мне бы что полегче, попроще и подешевле. Анаши нет? — закончил он, напустив на себя вид бывалого наркомана, временно оказавшегося на финансовой мели.
— Анаша? — деловито переспросил продавец. — С собой нет. Через пять минут принесу. Стой здесь, никуда не ходи. — И коммивояжер со всех ног бросился на базу.
В это время из дверей средневекового купольного туалета вышли старательно отводящие взгляды Нинка и Женя и рассеянно застегивающий ширинку Вася. Трофим Данилович, оглядываясь, быстро увел студентов к автобусной остановке.
Через час они были в маленьком приморском поселке, на краю которого располагалась контора заповедника. Трофим Данилович, оставив студентов с рюкзаками во дворе, полчаса скрывался за дверью с надписью «Директор». Доцент вышел оттуда заметно повеселевшим и порозовевшим, держа в руках ключ от комнаты маленького общежития заповедника, располагавшегося тут же, при конторе, в соседнем здании. Экспедиция направилась туда. В апартаментах находились стол, стулья и всего три кровати. Трофим Данилович одну выделил даме, другую отдал Жене, а последнюю занял сам. Белкина же, в наказание за ужасный костюм, забытые документы и теплое купе проводника, положили на полу.
Оказалось, что они не являются единственными обитателями этого общежития. Соседняя комната была занята двумя очень тихими и робкими студентами Тимирязевской академии, тут же получившими кличку «мичуринцы».
На следующий день зоологи решили сходить на первую рекогносцировочную экскурсию все вместе. Хотя с утра над равниной висели низкие облака и иногда моросил мелкий дождь, но и преподаватель и студенты, радуясь тому, что педагогический процесс остался в далекой Москве, резво и радостно зашагали по заповеднику.
Едва зоологи отошли от конторы, как увидели кормящуюся на равнине стайку редчайших птиц — краснозобых казарок. Натуралисты решили подойти к ним поближе, но путь преграждали два ручья. Через первый был переброшен корявый ствол ивы с грубо обрубленными сучьями. Нинка, Женя и доцент безо всяких затруднений перебрались на другой берег и стали там ждать Васю. Тот, страдающий нарушениями вестибулярного аппарата, преодолел преграду своим способом. Дятловед сел верхом на ствол и, опираясь в него руками, стал, тяжело и неуклюже подпрыгивая, медленно продвигаться вперед.
Студентка опускала глаза, когда на Васином пути встречались торчащие вверх сучья, а Трофим Данилович наблюдал за Васиными эволюциями с восхищением, дивясь и завидуя высокому болевому порогу Белкина. Вася наконец перелез через ручей, почесался и, как ни в чем не бывало, пошел дальше.
Мост через второй ручей был нормальный — из трех бревен. Но без перил. Боящийся высоты Вася преодолел его другим способом: он встал перед ним, как перед святыней, на колени и, опираясь на руки и не поднимая глаз, быстро пополз вперед, торопясь присоединиться к уже наблюдающим в бинокли краснозобых казарок Трофиму Даниловичу, Нинке и Жене.
Москвичи целый день бродили по заповеднику. Ленкоранская низменность недаром издавна была выбрана профессорами университетов и пединститутов для проведения зимних студенческих полевых практик по зоологии. Приморский заповедник Азербайджана был настоящим Цаво и Серенгети союзного значения. Заливы Каспия были испещрены пятнами утиных стай, среди которых белыми и серыми облаками плавали лебеди и пеликаны. Заросшие тростниками каналы были буквально набиты лысухами, камышницами, пастушками, султанскими курицами, выпями и кваквами. На обширных, покрытых пожухлой буроватой растительностью приморских равнинах темнели табуны кормящихся гусей. С сизой от полыней и солянок невзрачной полупустыни иногда, вспугнутая сапсаном, лунем или орланом-белохвостом, снежной пургой взвивалась стая белокрылых стрепетов. В зарослях ежевики бродили шакалы, лисы, кабаны и фазаны, вечером из нор вылезали барсуки. У самого поселка паслись вполне домашние, но совершенно дикие на вид буйволы, на мелководьях плавали нутрии, сбежавшие с соседней зверофермы, медлительные водные черепахи и заблудшие сазаны, а у тайных браконьерских становищ лежали плохо спрятанные туши каспийских нерп. Так что зимняя зоологическая практика у студентов была то, что надо.
К середине дня погода не улучшилась, а Белкин стал уставать: особенности строения его нижних конечностей не позволяли дятловеду совершать длительные экскурсии. Поэтому Трофим Данилович отправил Васю в сопровождении Нинки и Жени домой, а сам решил сходить на дальний участок заповедника, на побережье, где зимой часто держались фламинго. Но на знакомом мелководье розовокрылые длинноногие птицы отсутствовали, зато там бродили длинноносые пегие кулички-шилоклювки. Трофим Данилович посмотрел на них и повернул назад.
Доцент решил вернуться более короткой дорогой, но слегка заплутал на ровных пасмурных пространствах Ленкоранской низменности.
К счастью, невдалеке маячил одинокий всадник, пасший десяток баранов. К нему-то и обратился за помощью Трофим Данилович, рассказав о том, кто он и куда ему нужно попасть.
Всадник покосился на бинокль, болтающийся на груди орнитолога, и на плохом русском языке растолковал, где находится поселок. Доцент поблагодарил азербайджанца и уверенно пошел в указанном направлении. Его путь вскоре преградил большой, около полукилометра в диаметре, тростниковый островок, расположенный в сырой низине.
Трофим Данилович решил не огибать препятствие, а пройти его насквозь.
Пробиваться сквозь частокол высоких сухих стеблей было нелегко, еще труднее было сохранять в шуршащих зарослях прямолинейное движение, но зато дорога, по мысли Трофима Даниловича, заметно укорачивалась.
Но вот преподаватель наконец миновал тростники и вышел на открытое место. Поблизости другой пастух пас своих баранов. Трофим Данилович, чтобы еще раз уточнить направление, подошел к нему, почти слово в слово повторил рассказ о своих скитаниях и наконец спросил, куда ему теперь идти.
