Новый Ной - Джеральд Даррелл
Как только я появился, Чолмондели подобрал другой булыжник и уже занес лапу назад, как профессиональный игрок, выбирая цель. Он был явно раздосадован, что прошлый раз промазал. Я схватил прут, с криком бросился к нему и от души ударил. К моему удивлению, Чолмондели бросил камень, накрыл лапами голову и принялся кататься по земле и вопить. Ну, это он валял дурака: в спешке я схватил такой чахлый прутик, что он его и не почувствовал на своей могучей и широкой, как стол, спине.
Еще пару раз стегнув его, я устроил ему разнос. Он сел и с виноватым видом отряхнул со шкуры обрывки листьев. С помощью африканцев я убрал все находившиеся в пределах его досягаемости камни и, устроив для профилактики еще одну выволочку, возвратился к работе. Но надежды на то, что оргмеры окажут на него какое-то воздействие, оказались напрасными: выглянув из шатра, я увидел, что он самозабвенно роет землю — не иначе как в поисках метательного оружия…
К моему огорчению, вскоре после приезда в лагерь Чолмондели заболел. Почти две недели он отказывался от пищи, от самых соблазнительных фруктов и деликатесов и даже — слыханное ли дело? — от ежедневной порции чая. Несколько глотков воды — вот все, что он принимал за день. Он все больше худел, глаза у него впали, и я забеспокоился, что он умрет. Он потерял всякий интерес к жизни и целыми днями лежал с закрытыми глазами в своей клети. По вечерам, когда становилось достаточно прохладно, я выводил его на прогулки. Конечно, они не могли быть долгими — Чолмондели так ослаб, что после нескольких ярдов ему приходилось отдыхать.
Однажды я взял с собой на прогулку его любимое печенье. Мы медленно поднялись на вершину невысокого холма, что располагался вблизи лагеря, и уселись полюбоваться открывающимся с него видом. Пока мы отдыхали, я вынул из кармана одно печенье и, облизываясь от удовольствия, съел его. Чолмондели удивленно посмотрел на меня, ибо знал, что я всегда делю с ним еду, когда мы выходим гулять вместе. Я съел еще одно печенье, а он смотрел мне в рот, словно желая понять, так ли оно мне нравится, как первое. Удостоверившись, что это печенье мне понравилось не меньше, он сунул лапу в карман, вынул одну штучку, высокомерно обнюхал и, к моему изумлению, слопал, а потом полез в карман снова. Я понял, что ему становится лучше. На следующее утро он выдул полную кружку сладкого чая и сожрал целых семнадцать штук печенья, а через три дня уже ел как обычно. В следующие две недели аппетит его вырос вдвое, так что я почти разорился на бананах.
Чолмондели ненавидел только две вещи: во-первых, африканцев, во-вторых, змей. Может быть, африканцы сильно дразнили его, когда он был маленьким, но только свою нелюбовь к чернокожему племени он демонстрировал не раз. Забьется в клеть и поджидает, пока какой-нибудь африканец не пойдет мимо, а завидя бедолагу, вскакивает, шерсть дыбом, размахивает руками и орет благим матом. А уж если чернокожая толстушка имела несчастье пройти мимо с корзиной фруктов на голове, тут только держись: он входил в такой раж, что бедняжке ничего не оставалось, как бросить корзину, подобрать юбки и задать стрекача, коли жизнь дорога. Герой же принимался лихо отплясывать с видом победителя, гремя цепью, ухая и радостно скаля зубы.
Со змеями у него той отваги не было. Завидев меня со змеей в руках, он начинал странно размахивать руками, словно хотел сказать: «Чур, чур меня!» — и вопил от страха. Если же я клал рептилию на землю и она ползла в его сторону, он удирал, насколько позволяла цепь, громко звал на помощь и швырял в змею палки и комья земли, чтобы не дать ей подползти поближе.
Однажды вечером, когда я, как обычно, собирался запереть его в клети, он, к моему удивлению, наотрез отказался туда идти. Там была приготовлена мягкая постель из банановых листьев, и я решил, что он просто валяет дурака. Но когда я напустился на него с упреками, он взял меня за руку, повел в клетку, а сам осторожно ретировался и стал обеспокоенно наблюдать за мной. Я понял, что в клети находится что-то для него страшное, и, тщательно обследовав ее, обнаружил крошечную змейку, свернувшуюся как раз посреди подстилки. Она была совсем не опасна, но обезьяне-то этого не объяснишь: на моего подопечного любая змея наводила страх.
Чолмондели быстро научился разным трюкам и постоянно горел желанием их продемонстрировать, так что, когда мы вернулись в Англию, он приобрел большую известность и даже несколько раз выступал по телевидению. Публика приходила в восторг от того, как он, развалившись в кресле и надев шляпу, доставал сигарету и сам прикуривал, как наливал себе пива, и от многого другого. Похоже, успехи так вскружили ему голову, что вскоре он удрал из зоопарка и отправился гулять по Ридгнент-парку, наводя ужас на встречных. Дойдя до проезжей части, он увидел стоящий автобус и ловко влез в дверь — он так любил кататься! Однако пассажиры были явно не в восторге от перспективы поездки с таким спутником и в панике бросились к выходу. К счастью, тут подоспели служители зоопарка и схватили Чолмондели. Грустно шагал он обратно в клетку, но я бы на его месте решил, что вид испуганных пассажиров, в панике протискивающихся к дверям и застревающих в них, стоит любых полученных за эту проделку разносов и колотушек. Да, чувство юмора у моего друга было явно не на высоте!
Глава седьмая,
В КОТОРОЙ Я СТАЛКИВАЮСЬ С ПРОБЛЕМАМИ ВОЛОСАТЫХ ЛЯГУШЕК, ЧЕРЕПАХ И ДРУГИХ ЗВЕРЕЙ
Отлов диких животных — обычно, хотя и не всегда, — самая простая
