Роберт Лесли - Медведи и Я
Чтобы не искушать любопытных посетителей, я подвесил запас продовольствия на толстой ветви, до которой нельзя добраться никаким зверям — ни сверху, ни снизу. Однажды, путешествуя на каноэ по реке Льярд, что в Северо-Западных территориях, я совершил ошибку, привязав свой мешок к не особенно прочной ветви. Двое или больше медведей, не знаю, сколько их было — взобрались на дерево, обломали ветку и тщательно подчистили все мои запасы.
После дальнего похода по ручью и обратно по голым складкам обточенных временем крутых откосов, где росли съедобные лишайники — каменная плесень и олений мох, — мы вернулись в лагерь. Поделив последнюю банку тушенки с бобами, мы уютно устроились на бревне у костра, слушая хор сосен. Когда деревья качались, весь лес колыхался в волнах ветра. Бормочущие куропатки спустились к ручью на водопой. С дерева на дерево прыгали белки, они болтали и ругались друг с другом, пока вылущивали из шишек орешки. Прямо у меня над головой одинокий паук проделывал бесконечные акробатические трюки на трапеции из паутины. Я курил трубку, пытаясь разобраться в вечерних звуках. Расти нюхал ветерок; Дасти устроилась у меня на коленях, вытянув мордочку к огню; Скреч переворачивал кусок коры то правой лапой, то левой.
Откуда ни возьмись — чаще всего так и бывает — к нашему бревну неслышно подошла взрослая черная медведица. Все трое медвежат смотрели, как она подходит, с уважением, но без всякого интереса, и я решил не отсылать их на дерево, а посмотреть, что будет. Ведь медведица не цокала зубами, плечевые мускулы ее не напряглись, она не шипела, и шерсть на загривке у нее не вздыбилась.
Это была мосластая старушка, всякий раз, глядя в мою сторону, она что-то бормотала и задирала верхнюю губу. Я решил не мешать ей. Выхаживая передо мной взад-вперед на задних лапах, она широко расставила передние в том характерном широком жесте, когда все десять когтей, каждый в четыре дюйма длиной, выпущены, готовые влепить оплеуху, подай я хоть малейший повод. Непосвященный решил бы, что она хочет задушить меня в объятиях. На самом деле медведи обнимаются разве что во время грубых детских игр. Такая поза не только безобидна, но еще и выражает дружелюбие, бояться ее не надо, скорее следует ей радоваться. От этой старой с округлым брюхом медведицы несло падалью, и я понял, что она явилась со светским визитом, а не для пиратского набега. Ей было ужасно интересно, почему это существо на бревне, чьи собратья всегда в нее стреляют, вдруг проявляет заботу о трех ее сородичах.
Я уже говорил, что из всех диких зверей медведи ближе всего к человеку по своей психологии. Попадаются среди них и умные, и глупые, но большинство обладает средними умственными способностями. Ту медведицу, о которой идет речь, по-видимому, нужно отнести к умственно отсталым. По долгом размышлении она решила, что в данный момент я не опасен, если держать дистанцию и не подходить ближе чем на шесть футов. Меня привела в восторг подобная церемонность. Еще одним свидетельством ее «интеллекта» был страх перед медвежатами. Преодолев все же свое нежелание знакомиться с медведицей, медвежата покружили вокруг нее на напряженных лапах, нахмуря лбы, фыркая и издавая глубокие гортанные звуки, и вернулись к нашему бревну. Дасти забралась на колени, Расти пристроился справа, а Скреч слева от меня. Все еще сохраняя расстояние в шесть футов, медведица села на песок и привалилась спиной к этому же бревну. Ворочая головой, она наблюдала за Скречем, который и сидя не оставлял свои акробатические этюды. Я снова занялся трубкой, и впятером мы задумчиво созерцали догорающие угли костра. Под веткой, на которой висел продовольственный мешок, спали в своей коробке дрозды, раскачиваемые вечерним ветерком.
Я ничуть не удивился, обнаружив медведицу в нашем лагере утром, но меня неприятно поразило поведение медвежат. Вместо того, чтобы уйти с ней, на что я, честно говоря, слегка надеялся, ради их же блага, они рычали и старались цапнуть медведицу за пятки. Прогнав ее наконец в лес, они даже не дали ей доесть копченого лосося, которого я бросил ей на завтрак.
Несмотря на то что рисунки на скалах и в пещерах изображают схватки первобытного человека с медведями, почти все знакомые мне канадские индейцы считают медведей некоей древней человеческой расой. В доказательство они указывают на то, что у медведя на лапах по пять пальцев, что медведи умеют, как человек, ходить и бегать на двух лапах, что все виды медведей обладают общими характерными особенностями, и на то, что у медведей-сладкоежек, как у людей, портятся зубы. Если не считать отдельных видов обезьян, медведи, единственные из всех известных нам животных, умеют перебрасываться между собой предметами.
Даже самый несведущий наблюдатель не может не заметить, что медведь, как и человек, обучает своих детей обороне и нападению, добыванию пищи и игре.
Обитая в основном в лесах и на горных склонах, медведи — кроме белых — единственные из всех млекопитающих лишены защитной окраски. Хотя большинство зоологов считает их плотоядными, у медведей завидная система пищеварения, которая усваивает пищу самую разнообразную во всем животном мире. Многие еще верят в старое поверье «близорукий как медведь». Однако это заблуждение: глаза у медведей близко посажены, так что у них ограничен угол зрения, но не зоркость. По мнению некоторых биологов, медведь лучше всех зверей приспособлен к обитанию в умеренном климате.
Чем ближе мы продвигались к поселку Топли-Лендинг, тем чаще нам попадались индейцы: отдельные семьи, живущие в хижинах; рыбаки в своих пирогах; группы лесных жителей, переправляющих на каноэ свои припасы к далеким и тайным охотничьим участкам.
— Я дам тебе доллар за одного из этих медвежат, — предложил один угрюмый и явно подвыпивший индеец, подплывший к нам на своей моторке.
— А чего они у тебя не на цепи?
— Зачем он тебе? — спросил я, смеясь.
— Зажарю его, паршивца, конечно. Ты что, жареной медвежатины не пробовал? Лучше всякой свинины!
Индейцы как никто умеют читать по лицам.
— Пока! — крикнул я ему, когда он уже отплыл. На третий день, рано-рано утром, мы приплыли в Топли-Лендинг. Случилось так, что день оказался воскресным. Было время завтрака, и над берегом, застроенным молчаливыми хижинами из некрашеных досок, висел как многослойный туман дым, несущий благоухание яичницы с беконом, свежего хлеба и форели. Ничто не приводит медведя в столь буйное беспокойство, как запах яичницы с беконом. И мои медвежата подтвердили это. Они завизжали и заметались по лодке, пуская при этом слюни и грызя борта. Когда мы причалили к главной пристани поселка, там собралось с полдюжины ребятишек. Один беглый взгляд на белого человека и трех медведей — и детишки с криком помчались по домам. Новость распространялась, и от дома к дому понеслись крики, лай и визг, нарушив очарование этого простого поселка. В считанные минуты причал заполнили собаки, толстые индейские женщины в ситцевых и вязаных платьях, мужчины в грубых синих рубашках, джинсах и широкополых шляпах и целая толпа неуклюжих подростков, то хихикающих, то выкрикивающих что-то на диалекте бабин.
