Геннадий Падаманс - Первостепь
– Колючий Ёрш так озлился, против кого его ярость? Против тех, кто похитил жён и детей у его соплеменников? Или же против того, кто сказал обидное слово правды лично ему, Колючему Ершу?
Колючий Ёрш встряхнул кулаками, вскинул голову, сверкнул глазами на шамана, но всё же стал глядеть в сторону, мимо. Колючий Ёрш возражает, голос дрожит от ярости:
– Воины годятся против воинов. Но против колдовства обязан выступить шаман. Тут колдовство! Дротики сами летают, сами убивают, никаких следов нет! Это лесной шаман. Пусть же Еохор выступит против того! Это дело Еохора, а не Колючего Ерша. А если боится, пусть так и скажет!
Теперь уже сверкнули гневом глаза шамана.
– Что за дротики такие? Колючий Ёрш их сам видел?
– Нет, но…
– Тогда пусть говорят те, кто видел своими глазами. А те, кто только слышал с чужих слов, те пусть помолчат!
Еохор правильно рассчитал. Тех, кто видел своими глазами, тут как раз нет. Те снова ушли. Тут остались лишь трусы. Трусы да женщины. Пора им уже это понять. Вот старейшина Бурый Лис, кажется, соглашается. Кажется, стыдно ему за людей. Но теперь подаёт голос стоящий рядом с Колючим Ершом Кривой Хребет:
– Колдовство, это дело шамана…
Еохор резко перебивает:
– Какие вы неслухи! Еохор вам говорит: там нет колдовства! Ищите следы лесняков, это проделки их воинов, а не шамана. Шаман их остался дома, пришли только воины и посрамили степных людей. Стыдно должно быть степным людям. Трусость им застит глаза. Шаману стыдно за степных людей.
Старейшина Бурый Лис повернулся, уходит. Этот всё понял. Ему тоже стыдно, как и шаману. Но остальные… Кривой Хребет трясётся от ярости, Колючий Ёрш тоже. Назвать смелого трусом – ничто, тот лишь усмехнётся. Но назвать труса трусом – обида смертельная. Вот Рысь, пожилой уже охотник, этот тоже сжал кулаки. Жена его пропала, сам не ищет жену, хочет, чтоб отыскал шаман. И другие тоже хотят, чтоб шаман вместо них… Хмурые лица у многих, у всех, женщины тоже хмурые, правду люди не любят, слабые правды не любят, шумят:
«Не верим шаману. Он врёт. Не может дротик сам летать. Не могут люди не оставлять следов. Там колдовство. Нет никаких лесных людей. Один шаман их действует. А наш шаман испугался. Его покинули духи. Наш Еохор уже не шаман. Он только немощный старик. На что нам такой шаман!»
Это люди так шепчутся между собой. Друг дружке трусливо поддакивают. Шаману в лицо никто прямо не скажет. Между собой переговариваются. Но шаман ведь всё слышит. Ну как им ещё объяснить? Не могут люди признать себя слабыми. Не хотят замечать свою трусость. Хотят найти крайнего. Хотят свалить вину на другого. Недостойно себя ведут. Совсем недостойно. Шаману стыдно за своих людей. Стыдно и обидно. Но он бессилен. Как так получилось? Что сталось с людьми? Ведь не должно быть такого. Никак не должно!
– Ещё раз вам говорю: там нет колдовства! Это проделки лесных людей, воинов, а не шамана. Это их воинская хитрость, и только. Скоро вернутся настоящие наши воины, такие как Крепкий Дуб и Медвежий Коготь, они подтвердят. Тогда вам станет стыдно за недостойные упрёки!
Огрызаются. Возражают:
– Крепкий Дуб сам сказывал про летающий дротик. Не верим шаману!
Еохор теряет терпение. Как они надоели ему, эти люди. Одно и то же талдычат. Одно и то же. Еохор кричит:
– Попались вы, люди, на хитрость. И сразу нюни распустили. Как дети! Вам не шаман, вам нянька нужна! Стыдно за вас. Опомнитесь, люди!
Не опоминаются. Все лица красные. Глаза выпучились. Щёки вздулись. Кулаками уже потрясают. Страсти достигли предела. Страсти кипят. Люди больше не шепчутся. Люди уже говорят в полный голос, и мужчины, и женщины. Опять своё говорят. Одно и то же. «Не верим шаману». «Там колдовство!» «На что нам такой шаман?» Как бы кто-нибудь камень не бросил, как бы не начали в гневе свистеть. Еохор жалеет, что ушёл старейшина. Этот бы мог их сдержать, приструнить. У самого шамана не получается. Только ярость их распаляет, только новых щепок в огонь подбрасывает. Он даже и не предполагал, что у людей скопилось столько злости к шаману, столько ненависти. Полные неслухи эти люди. Услышат лишь то, что хотят слышать. Всё остальное пропустят мимо ушей. Ничего им не доказать. Уверились, что шаман виноват. Они, вот, ни в чём не виноваты. Это дело шамана – и только. Пусть Еохор один сам всё за них сделает. Пусть преподнесёт им пропавших, а они соизволят принять. Ничего не хотят слышать в разрез. Скорее, камнем рот заткнут возражающему. Назначили уже люди виновного. Требуют каяться: «Пусть шаман скажет, что виноват! Пусть признает, что не в силах совладать с колдовством! Лесной шаман много сильнее нашего старика! Зачем нам такой шаман! Еохор сам пропадал на два дня, когда женщины тоже пропали. Может быть, наш шаман в сговоре с ихним шаманом? Вместе женщин поделят! Куда он пропадал? Пускай скажет!»
Еохор уже и не злится. Лишь усмехается. Бесполезно что-нибудь возражать. Только больше озлишь. Еохор готов даже допустить, что сейчас его просто прибьют. Как вступившего в «сговор». Потом сожгут жилище вместе с Большой Бобрихой внутри. А пепел развеют. И только много позже, когда остынут, тогда начнут разбираться. Тогда вдруг опомнятся и ужаснутся содеянному. Глупые люди! Разве это вернёт им их женщин? С лесняками боятся сразиться, а скопившийся гнев вымещают на шамане. Убьют его вместо лесняков. Но что им можно сказать? Еохор спокоен, даже не усмехается больше, смирился. Людской гнев просто так не утихнет. Людской гнев хлещет уже через край. Люди должны найти применение для своего гнева, должны с ним совладать. Если для этого им придётся поджечь жилище шамана – что ж, пускай поджигают. Еохор достаточно пожил уже, он всегда готов принять неизбежное, он поворачивается спиной к галдящему сборищу и хочет залезть в свою нору, в свой чум, чтобы им было легче выплескивать гнев, когда не в глаза, когда только в спину, пусть бросят свой камень, пусть высекут искру, Еохор откинул полог, занёс уже ногу, но там, у людей, кто-то вдруг за него заступается.
– Люди, вы не правы. Шаман правду вам говорит.
Еохор резко оборачивается. Сосновый Корень это сказал, понурый молодой охотник с выбритой в трауре головой. Молча стоял на отшибе, словно дремал, а теперь, вот, очнулся:
– Там, на том берегу, там отряд лесняков. Отряд воинов, а не шаманов.
Люди разинули рты в изумлении. Все развернулись на Соснового Корня, теперь шаман может видеть их спины. Но молчание длится недолго. Очнулись:
«Откуда Сосновый Корень знает? Разве Сосновый Корень за ними следил? Пусть расскажет! Может быть, он стал новым тудином после смерти жены? Разве Сосновый Корень тудин?»
Забавно. Еохор вдруг даже и улыбается. Весело стало. Вот уж не предполагал, что у него найдётся защитник. Как долго продержится этот защитник? Не заклюют ли сразу же? Вроде бы и у Соснового Корня нет особых причин для любви к шаману. Ведь жену Соснового Корня Еохор не смог спасти, и тут ему свалить не на кого. Но пусть будет то, что будет.
