О всех созданиях - больших и малых - Джеймс Хэрриот
— В молочной стоит. Только что ошпаренное.
— Вот и ладно. Я схожу в трактир. Долго не задержусь. — Старик повернулся на каблуках и скрылся в темноте. Ему было под восемьдесят, но сзади он выглядел как молодой парень — прямая спина, широкие плечи, легкая походка.
Нам с Уиллом разговаривать не хотелось. Его терзала тревога, а меня стыд, и оба мы почувствовали облегчение, когда в хлев вошел дед Холлин с эмалированным ведром, до краев полным пенящейся коричневой жидкости.
— Хо-хо! Видели бы вы, как у них в «Фургоне с лошадьми» глаза на лоб полезли! Небось никогда еще такого не было, чтобы кто зараз два галлона требовал!
Я даже рот раскрыл.
— Вы взяли два галлона пива?
— Два, молодой человек. Меньше толку не будет. — Он снова повернулся к сыну: — Она же у тебя давно не пила, а, Уилл?
— Ага. Я хотел дать ей водички, когда она закончит, да так и не успел.
Дед Холлин поднял ведро.
— Ну так, значит, у нее в горле совсем пересохло!
Он наклонился над загородкой, и в пустое корыто обрушился темный пенный каскад.
Гертруда угрюмо направилась к корыту и подозрительно понюхала неизвестную жидкость. Поколебавшись, она сунула в нее рыло, осторожно сделала глоток, и хлев тут же огласился звучным хлюпаньем.
— Черт, во вкус вошла! — воскликнул Уилл.
— Еще бы не вошла, — вздохнул старик. — Это же самый лучший портер!
Корыто опустело с поразительной быстротой, но прежде чем отойти, могучая свинья тщательно его вылизала. По-видимому, соломенное ложе ее не манило, и она начала прогуливаться по закутку, время от времени проверяя, не осталось ли в корыте пива, и поглядывая на три лица над бревенчатой загородкой.
И тут я, к своему полному изумлению, вдруг заметил, что свирепый огонь в ее глазах погас и они выражают теперь только тихое благодушие. Мне даже почудилось, что она улыбается.
С каждой минутой ее движения становились все более неуверенными. Она начала спотыкаться, а затем, громко и откровенно икнув, плюхнулась на солому и перекатилась на бок.
Дед Холлин, немелодично насвистывая, несколько секунд смотрел на нее, потом перегнулся через загородку и ткнул свинью в мясистое бедро, на что она только блаженно хрюкнула и даже не шевельнулась.
Гертруда наклюкалась в лежку.
Старик махнул на картонный ящик:
— Тащи поросят.
Уилл принес в закут одну барахтающуюся охапку, потом вторую. Как всем новорожденным, им не требовалось объяснять, что они должны делать дальше. Пятнадцать изголодавшихся ртов прильнули к материнским соскам, и я со смешанным чувством созерцал картину, которая, увы, ничем не была обязана моему самому современному ветеринарному искусству, — длинный рядок розовых поросят, наполняющих свои брюшки животворной жидкостью.
Что поделаешь! Я оказался бессилен, и восьмидесятилетний фермер утер мне нос с помощью двух галлонов портера. Настроение у меня было далеко не радужное.
Я смущенно закрыл ящик с флаконами «усмирина» и уже тихонько отступил к машине, но тут меня окликнул Уилл Холлин:
— Заходите в дом, мистер Хэрриот. Выпейте кофе на дорожку. — Голос звучал дружески, словно я не проторчал тут весь вечер без малейшего толку.
Я повернулся и пошел на кухню. Когда я направился к столу, Уилл ткнул меня локтем в бок.
— Да вы поглядите! — Он приподнял эмалированное ведро, на дне которого плескалось пиво. — Это получше кофе будет. Наберется на две добрые кружки. Сейчас я их достану.
Он нырнул за дверцу буфета, и тут в кухню вошел дед Холлин. Он повесил шляпу и палку на крючок в углу и потер руки.
— Достань-ка и третью кружку, Уилл, — распорядился он. — Кто пиво-то в корыто лил? Так я на троих его и сберег.
Возможно, на следующее утро я продолжал бы мучиться из-за своего тягостного фиаско, но на рассвете меня вызвали к корове с выпадением матки, а против хандры нет средства лучше, чем часок-другой отчаянных усилий.
В Дарроуби я вернулся около восьми часов и решил заправиться бензином на рыночной бензоколонке. В приятном рассеянии мыслей я смотрел, как Боб Купер наполняет мой бак, но тут издали донеслись протяжные звуки:
— У-у-у. у-у-у. у-у-у. у-у-у.
Содрогнувшись, я обвел взглядом площадь. Она была пуста, но душераздирающий вой неумолимо приближался; и вот из-за дальнего угла показался автомобиль мистера Берсфорда и свернул к бензоколонке.
Я попытался спрятаться за пожарный кран, но тщетно! Меня увидели, и машина, запрыгав по булыжнику, под визг тормозов остановилась рядом со мной.
— У-у-у. у-у-у. у-у-у. у-у-у.
На близком расстоянии вой был нестерпимым.
Я выглянул из-за крана и прямо перед собой увидел выпученные глаза управляющего банком, который опустил стекло в дверце. Он выключил мотор, и Коко на заднем сиденье, тотчас успокоившись, дружески завилял мне хвостом. Однако у его хозяина вид был отнюдь не дружеский.
— Доброе утро, мистер Хэрриот, — сказал он угрюмо.
— Доброе утро, — ответил я хрипло и, растянув губы в улыбке, нагнулся к окну: — Доброе утро, миссис Берсфорд.
Она испепелила меня взглядом и открыла было рот, но муж опередил ее:
— Рано утром я по вашему совету дал ему одну из новейших чудотворных таблеток… — Подбородок у него задрожал.
— Ах так?
— Да, так. И она совершенно не подействовала, а потому я дал ему вторую! — Он помолчал. — Поскольку результат оказался таким же, я дал третью, затем четвертую.
— Неужели?.. — Я с трудом сглотнул.
— Вот именно. — Его взгляд стал ледяным. — А потому я вынужден прийти к заключению, что таблетки эти бесполезны.
— Ну… э… да, конечно, судя по…
Он предостерегающе поднял ладонь.
— Мне некогда слушать объяснения. Я и так уже сильно задержался, а мне предстоит проехать триста миль.
— Я искренне сожалею… — начал я, но он уже поднял стекло и включил мотор, а Коко тотчас замер, задрал морду, словно миниатюрный волк, и стянул губы в кружок. Я смотрел, как автомобиль мистера Берсфорда проехал площадь и исчез из виду за поворотом южного шоссе, но до меня еще долго доносились вопли Коко:
— У-у-у. у-у-у. у-у-у. у-у-у.
Внезапно ослабев, я прислонился к крану. Сердце у меня сжалось от сочувствия к мистеру Берсфорду. Я уже говорил, что мне он казался очень порядочным человеком.
Собственно говоря, он мне даже нравился, и тем не менее я с большой радостью подумал, что мы вряд ли когда-нибудь еще встретимся.
Наши свидания с мистером Барджем обычно происходили раз в три месяца, и вновь во главе нашего обеденного стола я увидел его только в середине июня. Он попивал кофе, ронял вежливые фразы, и летнее солнце озаряло его серебряную голову. Наконец, утерев губы салфеткой,
