Энн Стивенс - Малеска - индейская жена белого охотника
– Малеска… Ма… Ма… Малес…
Несчастная индианка услышала его голос и подбежала к нему с плачем, полным и бешеной радости, и страха. Она опустила ребёнка на траву, прижала умирающего мужа к сердцу и, охваченная дикой печалью, поцеловала его мокрый лоб.
– Малеска, – пытаясь обнять её, сказал юноша, – моя бедная девочка, что с тобой станет? О боже, кто позаботится о моём мальчике?
Индианка отвела волосы с его мокрого лба и неистово всмотрелась в его лицо. Дрожь пробежала по её телу, когда она увидела холодные серые тени; затем её чёрные глаза загорелись, прекрасные губы искривило нечто более возвышенное, чем улыбка, её маленькая ручка указала на запад, и дикая религия её расы изверглась из её сердца потоком живой поэзии:
– Вон там, среди багровых облаков простираются индейские охотничьи угодья. Звёзды там очень яркие, и красный свет высится, как горы в сердце леса. Сахарный клён истекает соком круглый год, и дыхание оленя сладко, ибо его питают золотистый лавр и сочные ягоды. Там есть озеро яркого света. Индейские каноэ скользят по нему, как птицы по утреннему небу. Запад раздвинет облака, и великий вождь пройдёт через них. Запад сдвинет облака, и его белый сын предстанет пред ликом Великого Духа. Малеска и её мальчик последуют за ним. Кровь краснокожих бьётся в её сердце, и путь открыт. Озеро глубоко, и стрела остра; смерть придёт, когда Малеска призовёт её. В стране Великого Духа любовь сделает её голос нежной; белый человек услышит Малеску и снова прижмёт её к груди!
На лице умирающего охотника показалась едва заметная печальная улыбка, и он закашлял от боли, вызванной вовсе не смертью.
– Моя бедная девочка, – сказал он, слабо притягивая её горящее лицо к своим губам, – охотничьих угодий, о которых ты мечтаешь, не существует. У белых другая вера, и… О боже, я отберу у неё веру и ничего не дам взамен!
При последних словах охотника лицо индианки поникло, свет её дикой, поэтической веры угас, и в её сердце поселилось чувство холодного одиночества. Он умирал на её груди, и она не знала, куда он уходит. Она не знала и того, что их разлука не может быть вечной.
Губы умирающего человека двигались так, как будто он молился.
– Прости меня, отец милосердный! Прости меня за то, что я оставил эту бедную девочку в её языческом неведении, – пробормотал он, и его губы продолжили беззвучно двигаться. Несколько мгновений он лежал, утомлённый, затем его торжественный, трогательно серьёзный взгляд сосредоточился на лице девушки.
– Малеска, – сказал он, – не обрекай на смерть ни себя, ни ребёнка. Это грех, и бог накажет тебя. Чтобы встретиться со мной в ином мире, Малеска, ты должна научиться любить бога белых людей и терпеливо дожидаться, пока он не приведёт тебя ко мне. Не возвращайся в своё племя после моей смерти. В низовьях великой реки живёт много белых, а среди них – мои отец и мать. Найди их, расскажи им, как умер их сын, и упроси их позаботиться о тебе и о нашем мальчике. Расскажи им, как сильно я любил тебя, моя бедная девочка. Расскажи им… я больше не могу говорить. В посёлке живёт одна девушка по имени Марта Феллоус, пойди к ней. Она знает о тебе, и у неё есть бумаги – письмо к моему отцу. Я не ожидал смерти, но подготовился к ней. Иди к Марте… выполни мою просьбу… пообещай, пока я в сознании.
До сих пор Малеска не плакала, но когда она пообещала выполнить эту просьбу, её голос дрогнул, и слёзы, как дождь, потекли по лицу умирающего.
Он попытался поблагодарить её, но всё, на что его хватило – слабая улыбка и дрожь бледных губ:
– Поцелуй меня, Малеска.
Эти слова были подобны едва заметному ветерку, но Малеска их услышала. Охваченная печалью, она бросилась на его грудь, и её губы прильнули к его губам, как будто она хотела вытянуть его из самой могилы. Она почувствовала, как под её отчаянным нажимом его губы холодеют, и подняла голову.
– Мальчик, Малеска… позволь мне взглянуть на сына.
Ребёнок подполз к матери и, сидя на земле, большими чёрными глазами, полными странного благоговейного ужаса, смотрел на бледное лицо своего отца.
Малеска подтащила его поближе, и он невольно обхватил руками шею и прижался лицом к пепельной щеке умирающего. Руки отца слабо поднялись, как будто он хотел обнять своего ребёнка, а затем всё стихло. Через некоторое время ребёнок почувствовал, что щека под ним стала твёрдой и холодной, как воск. Он поднял голову и, затаив дыхание, с любопытством вгляделся в лицо своего погибшего отца. Затем он посмотрел на мать. Она тоже склонилась над лицом мёртвого, и её глаза были полны дикого, печального света. Ребёнок был сбит с толку. Он провёл своей крохотной ручкой по холодному лицу, затем отполз, спрятал голову в складках материнского платья и заревел.
Над небольшим озером занялось утро, тихое и безмятежное, как будто не потревоженное ничем, кроме небесной росы и земных цветов; и всё же нежная трава и белые бутоны под деревьями были смяты, истоптаны и забрызганы человеческой кровью. Над гладью вод небесной улыбкой засиял свет; он весело мерцал сквозь омытые росой ветви тсуги, которая осеняла распростёртого охотника. Росинки покрыли его одежду и, как бисер, сверкали в его густых русых волосах. Зелёный мох вокруг него пропитался багровыми пятнами, и черты его лица окрасились бледно-свинцовым оттенком. Он был не один, поскольку на том же моховом ложе покоилось тело убитого вождя; руки и ноги вождя были сложены так, как будто он лежал в гробу, волосы гладко причёсаны, а оперённый полумесяц, смятый и промокший, заботливо помещён на его бронзовый лоб. Недалеко, на пригорке, багровом от цветов, сидел прекрасный ребёнок. Он подманивал пролетающих мимо птиц, выдёргивал цветы и издавал краткие радостные возгласы, как будто не замечал ни смерти, ни печали. Рядом с мёртвым охотником сидела Малеска, вдова; её руки поникли, её волосы касались моха. Она склонила голову на грудь, оцепеневшая от подавляющего чувства едкой скорби. Так она просидела до полудня, ни разу не двинувшись. Её рёбёнок, уставший от игры и проголодавшийся, заснул в слезах посреди цветов, но мать этого не поняла – её сердце и её чувства как будто были заперты ледяными вратами.
Ночью, когда поднялась луна, индейская вдова голыми руками выкопала могилу на зелёном берегу озера. Она уложила мужа и отца бок о бок и засыпала их землёй. Затем она подняла несчастного голодного ребёнка и с тяжёлым сердцем пустилась в сторону Страки.
Глава 3
Закат над глубокой, глубокой рекой,
Багровый, как золото,
Красновато-коричневое мерцание
Покоится на каждом дереве;
