Андрей Ветер - Хребет Мира
В это время шумно откинулось кожаное покрывало над входом, и в свете костра появились пять индейцев. Они втолкнули внутрь Юджина в разорванной рубашке и двух его сообщников. Сэмтон был мрачнее тучи. Руки у всех были стянуты сзади сыромятными ремнями. Увидев меня, Юджин Сэмтон перекосился всем лицом, голова его втянулась в плечи, и он заскрежетал зубами.
Полог снова откинулся, и к нам шагнул высокий воин, которого я тоже видел в день первой встречи с племенем.
— Это мой младший брат Оллокот, — сказал Жозеф.
Оллокот заглянул в глаза пленников. Незадачливых конокрадов стал бить озноб. Я прекрасно понимал их состояние. Страх — величайшая из болезней, коварнейшая из сил, и не всякая натура способна противостоять этой силе. Несчастные не ожидали ничего хорошего, и я готов биться об заклад, что ни один из них даже не мечтал, что мог рассчитывать на пощаду. Слушая томительный треск костра и глядя на мрачные лица дикарей, бедняги чувствовали, что смерть и пытки уже витали в воздухе.
— Не бойтесь, — невнятно пробормотал я пленникам.
Утром деревня быстро свернулась и двинулась в путь. Пленникам освободили руки и показали жестами, чтобы они уходили с глаз долой. Я запомнил дрожащие губы Сэмтона и его свистящий шёпот:
— Ты видел мой позор, мистер Лэсли Грант, и за это я тебя убью! — Он плюнул в мою сторону. — Мне не удалось сделать это вчера, но в следующий раз никто не спасёт тебя! Я отрежу твой скальп и прибью его над моей кроватью. Запомни это, друг индейцев!
Мне не доставляет никакого удовольствия говорить об этом, но, кажется, я по-настоящему струсил в ту минуту. Неведомый доселе ужас пригвоздил мои ступни к земле, и я неподвижно остался стоять на месте, провожая стеклянным взглядом три растрёпанные фигуры конокрадов.
Проткнутые Носы вытягивались за моей спиной в длинную колонну. Их насчитывалось около шести сотен человек. Мальчуганы постёгивали лошадей, управляя табуном. В деревьях пели птицы. Внезапно я не захотел расставаться с этими сильными, спокойными и уверенными в себе людьми. Я ощутил себя совершенно защищённым среди них, и вот они уходили. Мир представился мне невероятно опасным и страшным без этих людей, он угрожал мне, он распахнул зубастую пасть и тянул ко мне цепкие лапы с острыми когтями. Неведомый мне индеец, легко и просто спасший мне жизнь, сделался для меня символом всего племени. Он был ловок и могуч. Он был дружествен и прост.
Я бегом направился к далёкому всаднику, в котором узнал Жозефа. Объяснения мои были сбивчивы, да он и не понимал меня без переводчика, но молча кивал головой. Я и сам не понимал себя. Очень долго я шёл возле коня Жозефа и не переставал говорить. В какой-то момент вождь остановился и кликнул кого-то, после чего мне привели лошадь.
Так я и сделался одним из них, не имея с ними в действительности ничего общего.
Поступив так, я сделал поворот, приведший меня в мир, доселе скрытый от моих глаз. Мне предстояло окунуться в бурный поток горести и боли и познать то, что встречал в приукрашенном виде лишь на страницах романов.
Через несколько дней я совсем свыкся с Проткнутыми Носами. Никто не обращал на меня внимания, никто не проявлял удивления. Я мало понимал их, но я прекрасно себя чувствовал, погружённый в странное состояние полуодиночества. Подолгу находясь в полном молчании, я почувствовал, как стал погружаться в настоящее спокойствие, которого был лишён долгие годы. Не метались вокруг меня бесполезные слова, которыми мы привыкли заполнять натянутость в разговоре, затянулись туманом забытья суетные дела, связанные с бесконечной погоней за прибылью. Улеглась даже нервная страсть к Джулиане, и, вспоминая о кузине, я представлял её просто тонкой, почти из сна вышедшей мечтой.
Моё присутствие среди дикарей уже казалось мне вполне закономерным, и я не задумывался над тем, что оно не продлится долго. Я участвовал в повседневной работе индейцев по мере моих сил и умения. С каждым днём я увереннее сидел в седле. Всё меньше ощущалось отсутствие привычной крыши над головой. Похоже, человек достаточно легко расстаётся с тем, что ему на самом деле не нужно. Живя в кочевой палатке, я с удивлением обнаружил, что меня всегда больше пугали мысли о каких-то крутых переменах, чем сами перемены.
Долина Горького Корня осталась позади. Военный вождь по имени Зеркало выслал назад несколько групп бойцов и получил сообщение, что солдаты со своими тяжёлыми фургонами основательно отстали. Это убедило Зеркало, что война осталась позади. Он даже прекратил направлять разведчиков.
Я помню случай, когда несколько нагловатых молодых индейцев вошли в торговую лавку и, напугав своим видом хозяина, взяли кое-какие товары, не расплатившись. Прознав об этом, Зеркало немало рассердился и велел воинам отправить торговцу пяток лошадей в качестве платы.
— Мы должны показать всем, что никому не угрожаем и поэтому никого не боимся. Мы не военный отряд. Мы просто идём туда, где никому не будем мешать…
Проткнутые Носы уверенно двигались вперёд, идя по следу своей великой мечты о свободе.
Лопнувшая Тетива, выполнявший обязанности переводчика, старался не покидать меня и по выражению моего лица безошибочно угадывал, когда мне требовались его услуги. По этой причине у меня сложилось впечатление, что я всё понимал сам.
Обычно я старался держаться поближе к Оллокоту, а не Жозефу. Этот воин пользовался во всём племени огромным уважением и почётом. Он был необычайно крепкого сложения, приятной наружности и казался мне воплощением древнегреческого божества. Я был очарован им. Откуда среди дикарей такие личности? Возле него обычно находились Красное Эхо и Радуга, всегда вооружённые и решительные.
Перевалив через Водораздел, мы вступили в горную долину, известную под названием Большая Дыра. Выгнувшись полумесяцем, она была защищена с восточной и западной сторон скалистой грядой. Множество ручейков звенело в долине среди пестреющих душистых цветов и вливались в прозрачную реку, на западном берегу которой поднимался красивый сосновый бор.
Проткнутые Носы разбили лагерь на восточном берегу реки. У меня создалось впечатление, что индейцы обосновались здесь надолго. Женщины собирали дрова и срезали шесты для волокуш. Шестам полагалось просушиться несколько дней, и это означало, что индейцы не спешили. Мужчины охотились и рыбачили, заготавливая провиант. Вечером в стойбище послышались удары барабанов, начались танцы.
Тут я приметил прямую, как жердь, фигуру шамана. Он угрюмо прошествовал в длинной чёрной шкуре бизона, испещрённой мелкими рисунками. Его голову не украшал никакой убор, и чёрные тщательно расчёсанные волосы волновались на ветру.
