Андрей Ветер - Хребет Мира
В ту же секунду громыхнул взрыв — разлетелась на куски бочка с порохом, находившаяся в избе. Индеец женского обличья рухнул под ударом вылетевших на него брёвен и неподвижно распластался под горящими деревяшками. Тщательно расчёсанные длинные смоляные волосы вспыхнули, и огонь легко побежал вокруг лица юноши, отличавшегося на редкость тонкими, не по-индейски изящными чертами, в которых Молчун вдруг заметил удивительное сходство с чертами Жозефины-Синеглазки.
— Чёртова ведьма, — пробормотал Марсель, ощутив поднявшуюся в сердце холодящую волну страха. — Чёртова Синеглазка…
* * *Когда случай впервые свёл Сидящего Волка с прекрасной девушкой по имени Лесное Лекарство, молодой охотник сразу почувствовал, что в его сердце зажёгся огонь, которого он прежде не знал. С удивлением наблюдая за собой, Сидящий Волк осознал, что не привычное чувство влечения к женщине поселилось в нём, но нечто совершенно новое. Он мучительно пытался определить необычный характер своего чувства, но не мог, и это всё чаще и чаще порождало в нём смутное беспокойство и напряжение.
Отец Лесного Лекарства слыл среди Абсароков могущественным колдуном. Его называли Ветви Дуба. Он всегда покидал стойбище без оружия, но обязательно возвращался в палатку с антилопой на плечах. В его жилище никогда не знали голода, и никто из соплеменников не представлял, что за силы помогали Ветвям Дуба добывать дичь. Ни для кого не было тайной, что он приобщал Лесное Лекарство к своим необыкновенным знаниям и готовил её к служению Небесным Силам. Девушка, как всем казалось, избегала общества, поэтому все были крайне удивлены, увидев, что она легко сошлась с Сидящим Волком.
Ветви Дуба не стал препятствовать их взаимной привязанности, но перед свадьбой предупредил о чём-то дочь, что заметно опечалило её, хотя и не изменило решения девушки обзавестись собственным очагом.
Каждый день Сидящий Волк открывал в своей жене новые и новые стороны, поражаясь силам её души и ума. Будучи одним из самых ловких и сильных воинов племени, он вынужден был признать, что во многих отношениях уступал жене. Оставаясь свирепым бойцом в сражениях и ловким зверобоем на охотничьей тропе, Сидящий Волк, возвращаясь в свою палатку, отдавался влиянию Лесного Лекарства и вступал в сферу таинственных занятий, которым посвящала себя его жена. Нередко этот мощный мужчина, похожий на сваленные в кучу напружиненные мышцы, просиживал возле своей жены целый день, упиваясь звуком её голоса и следя за гипнотизирующими движениями её рук. Иногда его зачарованность вдруг перерастала в страх, и тогда Сидящий Волк бросался прочь из жилища, громко дыша, словно вырвавшись из удушающей тьмы. В такие часы он спешил удалиться от людей и, случалось, уезжал в горы на несколько суток. Приятели, видя его странное состояние, звали его в поход против соседнего племени, и он всегда соглашался.
Однажды он объявил на сходке своего воинского общества, что Лесное Лекарство забеременела.
— Надеюсь, она родит мне сына, — закончил свою короткую речь Сидящий Волк.
Но жена, встретив его дома, сказала:
— У нас будет дочь, — голос её прозвучал невесело.
— Дочь? — переспросил он.
— Да, — кивнула молодая женщина.
И он почему-то не удивился, что она столь уверена в том, какого пола будет ребёнок.
Лесное Лекарство не оставила своих занятий магией во время беременности, однако таинственность обстановки во время проводимых в палатке обрядов стала всё больше угнетать Сидящего Волка. Сильная дрожь начинала бить его, когда жена вдруг дотрагивалась до него холодными тонкими пальцами, и тошнота заливала всё его тело. Звук её грудного голоса, когда она исполняла ритуальные песни, заставлял его голову кружиться. Лесное Лекарство видела состояние мужа, но ничего не могла поделать. Она таила в глубине своих знаний нечто такое, о чём ещё не поведала мужу. Сидящий Волк, в свою очередь, думал, что она считала его слабым, и такие мысли тяготили его невыносимо. Он темнел лицом с каждым днём, но боялся открыться кому-либо, потому что знал, что друзья подняли бы его на смех.
Возвращаясь из набегов на Черноногих или Ассинибойнов, Сидящий Волк гордо объезжал родной лагерь, потрясая над головой копьём с привязанными к древку скальпами. Его лицо всегда было вымазано кровью поверженных противников, а на шее болтались нанизанные на конский волос отрубленные пальцы врагов.
Но всё реже Лесное Лекарство выходила с другими женщинами встречать мужа. Слабее становилось её тело, и Сидящий Волк заметил однажды, что его жена совсем увяла. Она покрывала лицо тёмно-красной краской, но это не могло скрыть проступающей бледности её лица. Её щёки, недавно такие нежные, сделались похожи на вялую поверхность залежалой репы. Голубые вены резко выступили на поверхности лба.
— Почему ты не хочешь, чтобы я позвал лекаря? Почему не обратиться к твоему отцу? — не переставал спрашивать Сидящий Волк, ловя блестящий взгляд слабеющей жены. — Людей беспокоит твоё самочувствие, они всё время спрашивают о твоём здоровье.
— Мне никто не нужен. Я сама знаю, в чём дело.
— Тогда не медли. Я вижу, что тебе плохо. Сделай что-нибудь. Зачем тебе все твои таинственные знания, если ты не можешь ими воспользоваться?
— Мои знания не для того, чтобы спасать себя. Я не нуждаюсь в помощи. Я не погибаю, а просто ухожу. Так нужно. Я просто уступаю место.
— Кому?
— Другой женщине… Она будет сильнее меня…
Всякий раз как Лесное Лекарство произносила подобные слова спокойным тихим голосом, Сидящий Волк непременно чувствовал, как его охватывало волнение, похожее на то, которое он испытывал при первых встречах со своей будущей женой. Голова его начинала кружиться, будто он падал в глубокую пропасть. Глубоко внутри себя он слышал неопределённые звуки, в которых угадывалось нечто важное, значительное, но не поддающееся осознанию простого воина.
Покидая дом на несколько минут, он окунался в волнующее ощущение жизни, которое проявлялось в самом малом дуновении ветерка и пробуждало в мужском теле целый ураган желаний. Но едва он переступал порог своей палатки, как его охватывал мутный ночной холод. И Сидящий Волк с ужасом заметил, что в нём поселилось нетерпеливое ожидание смерти Лесного Лекарства. Такое же страстное нетерпение он испытывал, когда оставались последние минуты перед схваткой с врагом, готовым пронзить его грудь зубастым наконечником копья или кремнёвым жалом стрелы. Но с первыми же секундами боя ожидание улетучивалось, словно сброшенная ветром пыль. В палатке же время будто застыло. Томительная нервозность растянулась в нестерпимо долгие дни.
