Энн Стивенс - Малеска - индейская жена белого охотника
– Женщина, сэр… индейская женщина, с письмом, – смущённо сказал слуга, жестом показывая Малеске отойти назад. Но Малеска подошла ближе к торговцу и, когда он оторвал взгляд от газеты, серьёзно посмотрела ему в лицо. Было нечто холодное в этом суровом взгляде поверх очков. Индианка почувствовала отторжение и с трогательной мольбой повернулась к леди. Такому лицу доверился бы и ребёнок, оно было спокойно и полно доброты. Малеска с просветлённым лицом подошла к леди и без слов положила письмо в её руки; но биение её сердца было заметно даже сквозь тяжёлое одеяние, и её руки дрожали, когда она передала драгоценную бумагу.
– Чёрная печать, – сказала леди, повернув очень бледное лицо к мужу и передавая ему письмо, – но это его почерк, – с натужной улыбкой добавила она. – Он не смог сам приехать, он… болен.
Перед произнесением последнего слова она замешкалась, поскольку в её душе сами собой возникли мысли о смерти.
Торговец устроился в кресле, надел очки, бросил суровый взгляд на вестницу и вскрыл письмо. Когда он читал, жена не отрывала от него тревожного взора. Она видела, что его лицо побледнело, высокий, узкий лоб покрылся морщинами, а жёсткие губы сжались ещё сильнее. Она поняла, что с её сыном – её единственным сыном – приключилось что-то дурное, и она вцепилась в подлокотники, её губы побелели, а в глазах появилось мучительное напряжение. Когда муж дочитал письмо, она подошла к нему, но, заговорив, смотрела в другую сторону.
– Скажи, какая беда приключилась с моим сыном? – Её голос был тихим и нежным, но хриплым от напряжения.
Её муж ничего не ответил, но его руки бессильно упали на колени, и письмо подрагивало в нетвёрдых пальцах; он уставился на свою жену таким взглядом, который до самого сердца пронзил её холодом. Она попыталась вырвать у него письмо, но он сжал его крепче.
– Отпусти… он мёртв… убит дикарями… что ещё ты хочешь узнать?
Бедная женщина отступила назад, и тревога в её глазах угасла.
– Разве что-то может быть хуже смерти?.. Смерти первенца… убитого в рассвете лет?.. – пробормотала она тихим, надтреснутым голосом.
– Да, женщина! – почти свирепо сказал её муж. – Есть нечто хуже смерти – бесчестие!
– Бесчестие – и мой сын? Ты его отец, Джон. Не клевещи на него теперь, когда он мёртв, и перед лицом его матери.
При этих словах на кротком лице женщины выступила краска, и её губы гордо искривились. Всё самое твёрдое, что было в её характере, сейчас восстало против обвинений, которым подвергся покойный.
– Читай, женщина, читай! Посмотри на эту проклятую негодницу и её ребёнка! Они заманили его в своё дикарское логово и убили его. Сейчас они пришли, чтобы просить защиты и награды за это грязное злодеяние.
Услышав эту яростную речь, Малеска крепче прижала к себе ребёнка, медленно отступила в угол комнаты и съёжилась там, как перепуганная зайчиха. Она дико оглядывалась, как будто ища способа избежать мести, которая ей угрожала.
После первого взрыва чувств старик спрятал лицо в руках и замер, и тишину комнаты нарушало только рыдание его жены, которая читала письмо сына.
Эти слёзы ободрили Малеску. Её собственные глубокие переживания научили её понимать переживания других. Она робко подошла к скорбящей матери и опустилась у её ног.
– Белая женщина посмотрит на Малеску? – сказала она смиренным, трогательно серьёзным голосом. – Она любила молодого белого вождя, и когда на его душу спустились тени, он сказал, что сердце его матери примет бедную индианку, которая в начале своей юности спала на его груди. Он сказал, что её любовь повернётся к его мальчику, как цветок к солнцу. Белая женщина посмотрит на мальчика? Он похож на своего отца.
– Бедное дитя… похож… похож! – пробормотала лишившаяся сына мать, сквозь слёзы глядя на мальчика. – Вылитый Уильям в ту пору, когда мы оба были молоды. О, Джон, ты помнишь его улыбку? Помнишь, как на его щеках играли ямочки, когда мы его целовали? Посмотри на это бедное создание, на этого сироту; они опять с нами, эти лучистые глаза и широкий лоб. Ради меня, Джон, посмотри… ради нашего погибшего сына, который при последнем издыхании умолял нас полюбить его сына. Посмотри на него!
С этими словами добрая женщина подвела ребёнка к мужу, положила руку на его плечо и поцеловала его в висок. Гордость его характера была поколеблена. Его грудь вздулась, и сквозь одеревеневшие пальцы хлынули слёзы. Он почувствовал, как к его колену придвигается маленькая фигурка, как крохотные, нежные пальчики изо всех сил пытаются открыть его лицо. Голос природы пересилил. Его руки упали, и он беспокойно всмотрелся в черты ребёнка.
Когда эти юные ясные глаза встретили взгляд деда, в них стояли слёзы, но когда лицо старика смягчилось, их озарила улыбка, и маленькое создание подняло ручки и обхватило шею своего деда. После недолгой борьбы торговец в порыве сильных чувств, которые были столь редки для его железного характера, прижал мальчика к сердцу.
– Он похож на своего отца. Пусть женщина уходит к себе в племя, а мальчика мы оставим.
Малеска, заламывая руки, выскочила вперёд и с выражением дикой, продирающей до сердца мольбы повернулась к леди.
– Вы не прогоните Малеску от её ребёнка. Нет, нет, белая женщина. Твой мальчик спал на твоей груди, и ты слышала его голос, похожий на голос юного пересмешника. Ты не прогонишь бедную индианку в лес без её ребёнка. Она пришла к вам из леса, чтобы найти тропу к небесам белых людей и снова увидеть своего мужа, и вы ей ничего не покажете. Отдайте индейской матери её ребёнка, её сёрдце стало сильнее, и она не вернётся в леса одна!
После этих слов она с решительным видом вырвала ребёнка из рук деда и стояла, как львица, охраняющая детёныша. Её губы искривились, чёрные глаза пылали огнём, поскольку при мысли о разделении с ребёнком в её жилах закипела дикая кровь.
– Тише, девочка, тише. Если ты уйдёшь, ребёнок пойдёт с тобой, – сказала добрая миссис Данфорт. – Не давай воли своему гневу, никто тебя не обидит.
Малеска подчинилась. Она робко поставила ребёнка у ног его деда и отступила назад, потупив глаза и сжав руки в мольбе, и эта поза сильно отличалась от её недавнего дикого поведения.
– Пусть остаются. Не разделяй мать и её дитя! – попросила добрая леди, желая смягчить жестокость своего мужа. – От мыслей о разделении с ребёнком она, бедняжка, впадает в буйство. Он любил её… Зачем нам прогонять её обратно в дикарское логово? Муж мой, перечитай письмо. Ты не откажешь нашему первенцу в предсмертной просьбе.
Эти нежные, настойчивые слова помогли доброй леди добиться своей цели. Малеске позволили остаться в доме отца её мужа, но только в качестве няньки для собственного сына. Ей не разрешили признаваться в том, что она его мать; было объявлено, что юный Данфорт женился в одном из новых посёлков, что пара стала жертвой дикарей и что младенца спасла индианка, которая привезла его в дом деда. В эту выдумку легко поверили. Никто не удивился, что старый торговец пушниной скоро сильно привязался к маленькому сироте и что спасительница его внука стала для его домочадцев предметом благодарной заботы.
