Джулия Грин - Неукротимое сердце
Кейт подошла и взяла фонарь, наблюдая, как он резцом отбивает кусочки от белого известняка и моргает, когда осколки пролетают слишком близко от глаз. Надпись была уже готова, и он наносил последние штрихи на небольшой морской картине, изображавшей шхуну, берущую на абордаж тендер. Она прочитала надпись, которая еще не пожелтела от лишайника, как на старых надгробиях, и была четкой и ясной. Надпись гласила:
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ
ЙО ПЕНХОЛЛОУ
67 лет от роду, который был убит
выстрелом со шхуны «Адвент»
21 июня 1805 года
Лишенный жизни беспощадно,
Смешаюсь с прахом моих собратьев.
На Божью милость уповаю
Спасенья ради в Судный день.
Ты тоже будешь в могиле, злодей,
И каяться поздно теперь;
Страшись приговора ужасного,
Господь отомстит за меня.
Стихи написал его преподобие Кастоллак, и Кейт выучила их наизусть по копии, которую он дал ей. В свое время вся деревня говорила о смерти се отца, и были еще люди, которые до сих пор вспоминали об этом.
— Да, стрелять в старика очень, очень жестоко, — сказал Эбенезер, отступая на шаг и всматриваясь, какое впечатление производит флаг, изображенный им на таможенной шхуне. — И, кажется, неприятности ждут еще нескольких несчастных парней, захваченных на прошлой неделе. Как говорит адвокат Бантинг, трое из них наверняка будут повешены после очередного судебного разбирательства. Я помню, — продолжал он, — как три года назад, когда произошла стычка между «Розой Запада» и «Пембруком», они повесили четырех контрабандистов. Мой старый отец умер от холода, потому что пошел посмотреть на несчастных парней, которых гнали в Дорчестер, и стоял по колено в реке Фрум. Вся округа собралась там, и было так тесно, что на берегу не хватило места… Кажется достаточно, — сказал он, снова поворачиваясь к памятнику. — В понедельник я покрашу борта в черный цвет и выделю флаг. А сейчас, Кейт, я закончил, и почему бы мне не подняться в гостиницу и не поболтать с Эмлином, который очень нуждается в дружеской беседе и по-стариковски радуется друзьям. И, может быть, ты будешь так добра, Кейт, что угостишь меня стаканчиком голландского джина, чтобы прогнать осенний холод?
Кейт откинула назад свои рыжие волосы и рассмеялась от того, как старик закончил свою речь, затем взяла его под руку, и вместе они стали подниматься по длинной тропинке на мыс к гостинице.
Пока они молча шли, Кейт вспомнила, как девочкой бродила по окрестностям и забиралась на большую скалу Килмар, значительно превышающую все соседние холмы. Наконец она заметила на земле узкую дорожку света из гостиницы. Она услышала чьи-то голоса, затем наступила тишина. Где-то далеко на большой дороге раздался стук копыт и скрип колес. Потом все снова стихло. Когда они подошли поближе, Кейт услышала удары о стены тяжелых предметов, которые тащили вниз по каменным плитам прохода.
Снаружи во дворе стояли пять запряженных повозок. Три были крытыми фургонами, каждый с парой лошадей. Две остальных — открытыми фермерскими телегами. Один из крытых фургонов стоял прямо под портиком, от лошадей валил пар.
Вокруг фургонов собрались некоторые члены команды и люди, которые пили в баре с раннего вечера: сапожник из Лаунсестона стоял у окна, разговаривая с торговцем лошадьми; моряк из Падстоу расчувствовался и похлопывал лошадь по голове; разносчик Пит, о чем-то яростно споривший с Бью де Аубергом, забрался в одну из открытых повозок и поднимал что-то со дна. Во дворе были также незнакомые мужчины, которых Кейт никогда раньше не видела. Она отчетливо различала их лица в ярком свете луны, свете, который, казалось, беспокоил людей, поскольку один из них посмотрел вверх и покачал головой, в то время как его товарищ пожал плечами, а другой — тот, что распоряжался, — раздраженно махнул рукой, заставляя их поторопиться. Тогда трое сразу развернулись, направились к крыльцу и вошли в гостиницу. Тем временем по-прежнему слышался шум от перетаскиваемых тяжелых предметов. Кейт подумала, что это, должно быть, переносили с моря в деревню добро, которое было отложено для нее и Сина.
Кейт не знала многих людей, но она доверяла Ол'Пендину в вопросах продажи имущества. По тому, как запарились лошади, Кейт поняла, что они проделали большой путь — вероятнее всего, с девонского побережья — и, как только фургоны загрузят, они уедут, исчезнув в ночи так же тихо, как и приехали.
Люди во дворе работали быстро, дорожа временем. Кое-что, вынесенное из гостиницы, было погружено не в крытый фургон, а в одну из открытых повозок, стоящую рядом с питьевым колодцем в противоположном конце двора. Обмен и перепродажа товаров уже начались. Тюки отличались по форме и размерам. Одни были большими, другие — маленькими, третьи представляли собой длинные рулоны, завернутые в солому и бумагу. Когда повозка была заполнена, незнакомый кучер забрался на сиденье и тронулся в путь.
Оставшиеся фургоны нагружались один за другим, а некоторые тюки уносили куда-то в темноту. Все делалось бесшумно. Люди, которых раньше Кейт видела орущими и поющими, сейчас были тихими и спокойными, занятыми делом. Даже лошади, казалось, понимали необходимость соблюдать тишину и потому стояли не шевелясь.
На крыльцо вышел Джон Мерлин, рядом с ним был Пит Педлар. Никто из них не надел ни плаща, ни шляпы, несмотря на прохладу. У обоих рукава были закатаны по локоть.
— Это все? — тихо спросил Джон.
Кучер кивнул и протянул ему руку. Мужчины начали залезать в повозки. Те, кто пришел к гостинице пешком, тоже отправились с ними, чтобы проехать хотя бы милю или около того по пути домой. Они не покинули гостиницу «Карнфорт» без добычи. Все тащили разнообразные ноши: ящики, связанные ремнями и перекинутые через плечи, узлы под мышками. А сапожник из Лаунсестона не только навьючил пони с разорванной переметной сумой, но нагрузил также и собственную персону, став в несколько раз толще в талии.
Фургоны и повозки со скрипом тронулись из «Карнфорта» медленной процессией друг за другом, поворачивая на большой дороге: одни — на север, другие — на юг, пока все не скрылись и во дворе никого не осталось, кроме Педлара и Джона, управляющего гостиницей.
Затем они тоже повернулись и вошли в дом. К тому моменту, когда Кейт и Фарриш подошли к гостинице, двор опустел. Было слышно, как они прошли крыльцо и двинулись по проходу в направлении бара, а затем их шаги стихли и хлопнула дверь.
Не было слышно ни звука, кроме хода часов в холле и их внезапного жужжания перед тем, как начать бой. Они пробили шесть раз и продолжили свое тиканье.
Глава 5
