Константин Нормаер - Хранитель историй (СИ)
Очередной выпад скользнул по лезвию стилета, и острие шпаги уперлось в стену. Ошибка. Как часто такое бывало при излишней самоуверенности. Ударив кулаком в челюсть, Скиталец не свалил лейтенанта с ног, но заставил того пошатнуться и выбыть из схватки на пару драгоценных мгновений.
Пока второй страж растеряно косился на своего командира, не зная толи продолжить атаку, толи кинуться на помощь, Сейл не мешкая рванул в противоположную сторону. За спиной послышались колкие ругательства, но он пропустил их мимо ушей. Если бы он всегда встречал врага лицом к лицу, то наверняка уже кормил бы червяков на каком‑нибудь далеком острове Карги. Иногда стоило идти на хитрость, если желание жить пересиливало любую геройскую выходку.
Жадно хватая ртом воздух, Скиталец зашвырнул подальше стилет, который стал плохим помощником при беге, и ловко растворившись в серых клубах ночного тумана, свернул в первый попавшийся проулок.
Фортуна весело подмигнула беглецу, давая ему очередной шанс на спасение. По — военному, на ходу, отдав честь слепому случаю, Скиталец услышал за спиной всего один выстрел — у второго стража, видимо, вышла осечка. Лейтенант оказался более удачливым, но попасть в цель на таком расстоянии не удалось бы даже самому искусному стрелку.
Проделав небольшой путь — около ста шагов — Скиталец впервые в жизни посетовал на злой рок, который серой тенью преследовал его сегодняшней ночью. Улыбка Удачи, еще недавно маячившая над крышами домов густой россыпью звезд, резко растянулась, обернувшись желчной ухмылкой. Очередная привередливая игра высших сил закончилась не в его пользу.
Три мрачные тени выросли перед Скитальцем, будто из‑под земли.
Фортуна хихикнула и растворилась в белесом полотне тумана.
Крепкие руки схватили Сейла за грудки, а на запястье щелкнули замки наручников — преследование закончилось. Неудачная попытка вырваться из хищных лап незнакомцев, вызвала ответную реакцию тех, кто был в большинстве. Череда ударов заставили Скитальца успокоиться и затихнуть. Цепь наручников натянулась, потянувшись к земле.
Фортуна издала довольное хрюканье. Такое разочарование она видела редко, и оттого зрелище становилось еще более занимательным. Упав, Сейл почувствовал, как его проволокли несколько метров и вновь отвесили очередную порцию тумаков.
— Гнида! Будешь знать, как переходить дорогу стражам.
— Добавь ему хорошенько, Скит. Иначе не поймет.
— Да, пускай теперь хромает, а то слишком прыткий!
Скиталец лежал не шевелясь, стойко перенося все невзгоды заносчивой Удачи. Столько несчастий в один день даже для него было слишком.
* * *Здесь было сыро и промозгло. Пальцы закоченели в мгновение ока, а щеки сковала тонкая пленка мороза, делая лицо почти каменным. Клер слышала свое дыхание, оглушающее биение сердца. И еще песню…
Нет! Она всячески пыталась отогнать от себя навязчивые мысли, что провалилась в небытие, туда, откуда нет выхода и любой смертный, оказавшийся в таком месте, не сможет выдержать и десяти бесконечных минут. Звук то нарастал, то затихал, теряясь в монотонной капели. Дождь пробивался даже в трюм корабля, разрушая всяческое подобие надежности деревянного исполина.
Песня, подхваченная сотней голосов, напоминала реквием по умершим. Тяжелая, тянущаяся, словно шлейф, мелодия блуждала между корабельных улиц, донося до девушки обрывки отдельных фраз.
Мы видели море во всей красе,
Но шепот волн раздался во сне
Земля так близко, в глубине,
Помните братья — быть беде.
Сквозь плохо просмоленные бока временного укрытия, Клер смогла разглядеть трепетный огонек свечи, который двигался в такт неслышным шагам, и черный балахон, время от времени, заслонял крохотный свет. Потом возник еще один светоч, и еще один… За пару секунд Клер насчитала около десяти. Голоса сливались в один мощный гул, рождая все новые куплеты, в которых рассказывалось о грустной судьбе тех, кто не смог доплыть до берега и принял мучительную смерть в морской пучине.
Но на этом песнь не прекращалась. Судьба утопших была еще ужаснее. Затерявшись среди чужих миров, они так и бродили в поисках собственных кораблей, словно те могли вернуть им потерянную жизнь.
Мы ищем наш берег плывущий в ночи,
В руках яркий ключ, будто пламя свечи,
Но даже призывный свет маяка
Уводит нас прочь, от судьбы моряка.
Затаив дыхание Клер внимала каждой строчке, пытаясь не нарушить страшную исповедь. Голоса сливались и разбивались, словно волны желавшие противостоять острым береговым клыкам.
Закусив губу, и обхватив сильнее себя за плечи, девушка попыталась унять нарастающую дрожь. Западня, в которую она угодила по собственной неосмотрительности, казалась ей пыточной комнатой желавшей добиться от нее очень важного признания. Все эти безликие певцы хотели только одного — чтобы она раз и навсегда отказалась от своего брата.
Знание это пришло внезапно, словно в словах песни были зашифрованы ответы на все вопросы.
Светочи окружили корабль, и яркие лучи победоносно пронзили его насквозь, проникая в каждую щель и пробоину. Клер зажмурилась и закрыла уши. Она не желала больше слышать душераздирающего пения. Голоса, стоны, вопли — все слилось воедино, навалившись на нее невыносимым грузом. Простой выбор: жизнь или смерть. Только на одной из чаши весов стоял ее брат, а вторая — ее противовес, была пуста. Хотя Клер и не была в этом уверена. Возможно, она просто не желала видеть того, ради чего смогла бы разменять Рика.
Весы заколебались, пытаясь удержать тонкую грань баланса. Протяжный скрип несмазанных деталей донесся издалека, и мысленный образ ужасного мерила судеб вырос в несколько раз, обратившись маятником.
Клер давали последний шанс одуматься. Еще один короткий миг, после которого наступит пустота. И ее слово потеряет всякий вес. Вздрогнув, Клер продолжала отчаянно мотать головой как беспомощная марионетка.
Слова молитвы, разбежались в стороны и затерялись среди корабельных обломков. Ее дрожащий голос пытался найти нужное начало, обезопасить себя священными фразами, но в голове крутился лишь жестокий выбор. Ничего постороннего, чтобы не отвлекать отчаявшуюся гостью.
— Нет, — мысленно, а затем вслух прошептала Клер. — Нет, тысячу раз нет, — более уверенно повторила она.
Ей вторили голоса оживших мертвецов.
Он выбрал путь в чужом краю,
А ты все грезишь пустотой…
Он позабыл свою семью!
А ты раба надежды той…
Свечи, которых к тому времени уже набралось больше тысячи, внезапно потухли, и воцарилась ужасающая тишина. Клер почувствовала это сквозь закрытые веки, а открыв глаза, провалилась в колодец невыносимого страха.
