Джон Пристли - Затерянный остров

— Да, я забыла, это ведь тайна.

— Что ты имеешь в виду, Марджери?

— Цель вашего приезда сюда. Все знают, что у вас здесь какое-то тайное дело, поиск сокровищ или вроде того.

— Правда? О нас действительно ходят слухи?

— Разумеется. Ты не подозревал? Если так, плохо же ты себе представляешь наш остров! Неужели трое свежих людей, которые сперва подыскивают шхуну, потом пропадают на несколько недель, потом возвращаются, не станут поводом для сплетен? О вас судачат напропалую. Как же иначе? Здесь любят совать нос в чужие дела, но что поделать, местная жизнь небогата событиями, а поговорить о чем-то нужно. Вы составили отличную конкуренцию Тарсу Флоку с его небывалыми уловами и этому проходимцу Хокадею с его многочисленными женами.

— Да, похоже. Значит, все думают, что мы ищем сокровища?

— Кто-то да, кто-то нет. Но догадки строят непременно. Это действительно тайна? Какая интрига! Привезти сюда тайну из самого Бантингема! У тебя ведь где-то в этих краях торговал дядюшка? Да, представь, я и об этом слышала. Так какие у вас дальнейшие планы?

— Когда мы в прошлый раз отплыли на шхуне, — осторожно начал Уильям, — мы хотели добраться до одного островка. Но не добрались, потому что шкипер повернул обратно. Теперь нам предстоит вторая попытка, где-то через неделю. И, если повезет, мы доплывем до острова.

— А потом вернетесь сюда? — едва слышно спросила миссис Джексон.

— Да, надеюсь. То есть так мы планировали — вернуться сюда на той же шхуне. Основную часть вещей мы оставляем здесь.

Лицо миссис Джексон мгновенно прояснилось.

— Что ж, я рада, не буду лукавить. Я не хотела бы сейчас терять тебя навсегда, Уильям. Ты пробудил во мне тоску по родине.

Уильям решился.

— Обещаешь сохранить тайну? Очень важную тайну.

— Да, обещаю. Я, конечно, болтушка, но если надо, без труда запру рот на замок, это я умею. Только учти, Уильям, я ничего у тебя не выпытывала. Если не хочешь доверять мне свой секрет, я не обижусь. Разве что малость подосадую. Все-таки мне любопытно — а кому не было бы?

— Я расскажу, — кивнул Уильям, понижая голос.

— Никогда ничего подобного не слышала! — воскликнула миссис Джексон, когда Уильям закончил. — Читала в книгах, в журналах, но чтобы в действительности, никогда… Не бойся, я никому не проболтаюсь, мне можно доверять.

— Я тебе уже доверился, — с серьезным видом произнес Уильям, однако тут же улыбнулся, взяв ее руки в свои. Его совершенно дружеский жест вызвал у миссис Джексон неожиданно живой отклик: глаза ее потеплели, и вся она словно взлетела к нему на гребне ласковой волны. Но в следующий же миг она отстранилась и, сославшись на какие-то дела, вышла.

Дни текли сонно и лениво. Доктор Домбуа осмотрел Уильяма последний раз, рекомендовал еще какое-то время соблюдать легкую диету, отказаться от спиртного и крепкого вина, а на прощание ткнул его под ребра. Дважды Уильям выбирался в Папеэте с миссис Джексон, чтобы закупить кое-какие вещи, повидаться с коммандером и Рамсботтомом, а заодно посмотреть на «Розмари», двухмачтовую шхуну, загружавшую припасы и товары. Он снова начал купаться в море — рядом с бунгало миссис Джексон нашелся отличный песчаный пляж с удобным входом в лагуну, так что знакомство с крошечными разноцветными рыбками возобновилось. Остальное время он проводил за книгой на веранде, поигрывал в бридж с прочими тремя обитателями бунгало и беседовал с Марджери Джексон.

Беседы постепенно приняли новый оборот. Зародившееся у Уильяма подозрение переросло в уверенность: теперь он ясно видел, что Марджери влюблена. Разумеется, он еще долго жил бы в неведении, не обостри его чувства собственная несчастная любовь к Терри. Уильям не сомневался, что за последние десять дней Марджери испытала все то же, что испытывал он на «Марукаи» с Терри. Та же сказка, только на этот раз ему досталась роль чародея, а не околдованного. Он знал точно (а если ошибся, одергивал он себя, то такого зазнавшегося нарцисса еще не видели Южные моря), чем продиктованы эти радостные улыбки, затуманенные взгляды, неожиданные заминки и паузы. Он — чародей. Не будь Марджери ему симпатична, открытие смутило бы Уильяма донельзя, и он постарался бы как можно скорее исчезнуть из ее жизни, потому что мужского тщеславия в нем была самая малость — ровно столько, сколько позволяло оставаться мужчиной. Однако Марджери нравилась Уильяму, даже восхищала, поэтому открытие возвысило и окрылило его, распахнув перед ним новые удивительные горизонты. Он вдруг увидел в Марджери женщину — с руками, ногами, грудью, щеками и губами. Влечение, которое она испытывала, наделило и ее саму новым для нее качеством — сделало желанной. Желание это не мучило, не причиняло боли, рядом с Марджери Уильяму было легко и спокойно, но искорка восхищения нет-нет да и проскакивала. Иногда он за целый день ни разу не вспоминал о Терри.

Почти перед самым отплытием обстоятельства все же пробили брешь в защитной стене Марджери. Аткинсоны уехали на весь день и вернуться собирались только поздно ночью. Марджери, с утра хлопотавшая по хозяйству, на закате пришла к Уильяму на берег лагуны, и они вдвоем наблюдали, как на западе разгорается зарево с аметистово-апельсиновыми столбами дыма, а невероятные утесы и пики Муреа превращаются в замки и фантастические города из готического фольклора. Как бы ни менялось мнение Уильяма об островах, он не уставал восхищаться этим грандиозным повторяющимся изо дня в день спектаклем. В этот раз они с Марджери смотрели представление вдвоем, не произнося ни слова. Когда пожар отполыхал, Муреа помрачнел, а в темнеющей лагуне заплясали холодные огоньки, они поднялись с песка и побрели через окутанную сумраком плантацию. В палисаднике алые кротоны и бледно-желтые с розовым гибискусы уже тонули в ночной тропической темноте, а в воздухе витал приторный аромат жасмина и гардений. Картинно прекрасный тихоокеанский вечер. Они прошли бунгало насквозь и оказались на веранде, выходящей на лагуну. Масляные лампы отбрасывали два световых пятна, за пределами которых густели чернильные фиолетовые сумерки. Тучи крошечных мотыльков, прилетевших на свет, висели в воздухе, словно загадочные письмена. Примостившаяся высоко на стене ящерица молниеносным движением выбрасывала язык, а иногда и сама мелькала зеленой молнией, перемещаясь на новое место. Показались звезды, томные, как и весь вечерний воздух, в котором разливалась привычная симфония — далекий глухой рокот океанских волн у коралловых бастионов лагуны, сухой шелест пальм и легкий гитарный наигрыш из какой-то хижины. Уильям закурил сигарету, впитывая весь этот вечер целиком и чувствуя непривычное умиротворение.