Патрик О'Брайан - Остров отчаяния
— Спустить ялик, — приказал Джек. — Мистер Баббингтон, будьте так любезны проследовать к этим скалам между нами и берегом, взяв этот конец, привязанный к канату, выпущенному из порта кают-компании. Отбуксируйте канат к скале, и особо озаботьтесь сделать это быстро. Можете взять стальной прут, если пожелаете, и кошку. Все нужно сделать быстро, мистер Баббингтон, и тогда, возможно, — сказал он, ухватившись за деревянный недгедс, — мы сможем ночью спать спокойно.
Глава 10
Они и в самом деле спали так крепко, что Стивен, поднявшись в три часа поутру на свою вахту на помпе правого борта, сначала не смог найти путь на этот знакомый пост, пока, по счастью, сонный мичман не привел его туда за руку. А потом доктор был не в силах восстановить события вчерашнего дня, пока не покачал помпу с полчаса — тогда физическая активность и непрерывный полуледяной дождь развеяли остатки похожего на транс сна.
— Я считаю, что мы видели морских слонов при входе в бухту, — сказал он Хирепату, своему соседу. — Фостер утверждает, что морской слон может похвастаться наружной мошонкой или я путаю его с нерпой Otaria gazella?
У Хирепата не было мнения по поводу этого или любого другого вида тюленей. Он крепко спал стоя, продолжая качать. Но в ту же ночь помпы, хотя и вяло работающие, выиграли у течи пять футов: корпус больше не подвергался давлению ни моря, ни мачт. «Леопард» принимал воды не больше того, с чем могла справиться одна вахта. Моряки выкачали корабль досуха или, по крайней мере, он стал не более, чем просто очень сырым — настоящая сухость мало что значила на острове Отчаяния, где дождь шел почти непрерывно, и приступили к трудоемкой задаче опустошения трюмов с целью добраться до течи и установить руль.
Сначала для перевозки сотен тонн груза у них не было ничего, кроме ялика, но вскоре к нему присоединился плот, приводимый в движение системой лебедок, гонявших его туда-сюда по спокойным водам залива, безмятежных даже в начале их пребывания, в то время как высоко над головой шторм дул с такой шокирующей свирепостью, что даже альбатросы не справлялись. Залив, конечно, был подвержен приливам и отливам, которые прокладывали свой путь через многие острова, но они задерживали работу гораздо меньше, чем интенсивное любопытство пингвинов.
Большинство из пингвинов выращивало потомство, но даже при этом находило время густо толпиться на пляже, где был установлен флагшток. Птицы спешили посмотреть на разгрузку, путаясь под ногами, иногда заставляя моряков падать, и постоянно мешали движению. Некоторые тюлени были такими же, только убрать их труднее: многие получили от раздраженных моряков скрытые удары и пинки, но не более того, потому что имелись строгие приказы, что зона высадки — святая земля, на которой не должно быть пролито ни капли крови, чтобы ни происходило вдалеке.
В течение первых нескольких дней Джек позволил «леопардовцам» расслабиться, ограничившись только вахтой на якорной стоянке, чтобы они могли досыта выспаться, поскольку к этому времени сон стал почти так же важен, как и пища. Что же касается самой пищи, то не имелось никаких трудностей: свежее мясо лежало под рукой, только возьми. И брали часто с кровавыми излишками — то была почти непуганая земля, и животные не боялись людей. Хотя и не совсем девственная, поскольку в бутылке у подножия сломанного лисель-спирта, который они прозвали флагштоком, содержалась бумага, что бриг «Генерал Вашингтон» из Нантакета, шкипер Уильям Хайд, был здесь, и если Рубен зайдет за капустой, то пусть скажет Марте, что все хорошо, и что Уильям рассчитывает быть дома до осени, с порядочным грузом.
После этого периода отдыха команда, потолстевшая и осалившаяся благодаря четырехразовой мясной диете, восстановила силы — и Джек поставил ее на работу. Запасы свалили на Флагштоковом пляже: аккуратные квадратные кипы, покрытые парусиной, кучи настолько высокие и широкие, что ещё задолго до того, как очистили половину трюма, показалось невозможным, чтобы какое-либо судно могло вмещать так много. Работа была постоянной, иногда даже весьма напряженной, но стояли длинные летние дни, и у матросов имелось много времени, чтобы блуждать, убивая морских слонов, тюленей, альбатросов, гигантских буревестников, небольших буревестников, капских голубков, крачек, любых непуганых существ, что лежали или гнездились у них на пути.
Стивен прекрасно знал, что эти существа тоже жили непрерывной резней, что поморники учиняли постоянный хаос среди яиц и птенцов всех видов, что морские леопарды ели всех теплокровных, каких могли поймать, и что ни одна из птиц не выказывала ни малейшего милосердия к рыбе, но, по крайней мере, животные соблюдали определенную установленную иерархию в своих убийствах, в то время как моряки не соблюдали ничего, убивая без разбора. Он говорил с ними: они слушали с серьезным видом и шли прямо вперед, только скрываясь из вида, забредая дальше от стоянки — к колониям гигантских альбатросов на верхних склонах или лежбищам тюленей в соседней бухте.
Он знал, что его слова звучат неубедительно, так как сам проводил все светлое время суток, собирая образцы всего, от морского слона до крайне малых бескрылых мух и пресноводных тихоходок, а большую часть ночи тратил, препарируя находки или сортируя яйца, кости и растения. Он знал, что некоторые убийства имели смысл, и что бочки с мясом пингвинов, молодых альбатросов и тюленей могли быть оправданы, но это претило ему, и через несколько недель он сбежал на остров в заливе, остров, закрытый для всех, кроме хирурга «Леопарда».
Матросы сделали ему брезентовую лодку, и считалось, что если Стивен будет носить два мочевых пузыря морских слонов, надутых и прикрепленных к своей персоне, то не сможет причинить себе вред при таком спокойном море, но после несчастного случая, в котором он поучаствовал вместе с зонтиком, было обнаружено, что пузыри поддерживают только его тощий зад, и лишь присутствие ньюфаундленда Баббингтона спасло ему жизнь. Тогда доктору запретили передвигаться без сопровождения.
Это обязанность целиком свалилась на Хирепата, от которого при разборке в трюмах было не намного больше проку, чем от Стивена. Обычный мир бумаг и разведки, людей, гуляющих по мощеным улицам городов, находился так далеко, что почти казался сказкой, и его отношение к доктору Мэтьюрину теперь ранило его меньше. Так много плотно сжатого опыта лежало между прошлым с копированием «отравленных» документов и антарктическим настоящим, что их могли разделять годы.
Их былая близость в какой-то степени возродилась, и хотя Хирепат ненавидел бродить по колено в густой мокрой траве, покрывавшей большую часть низины, и не сильно заботился, является ли огромная гнездящаяся птица, над которой они корпели, альбатросом королевским или странствующим, он не чувствовал отвращения к этим экспедициям, если его не слишком часто звали, чтобы полюбоваться лужей с водорослями или детенышем голубоглазого баклана. Майкл построил шалаш у кромки воды, и сидел там часами с удочкой, пока Стивен бродил по округе.
