Бьёрн Ларссон - Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества
Затем мы направились к острову Йоханна, который находился северо-западнее Большого Острова, где мы назначили встречу с Ла Бушем, подарившим Ингленду попугая, который впоследствии перешёл ко мне и которого я назвал Капитаном Флинтом. В пути Ингленд больше занимался попугаем, чем судном или нами, да это и не требовалось.
По дороге к острову Йоханна мы встретились с «Викторией», судном капитана Тейлора, и пошли вместе. Обычно Ингленд избегал Тейлора ибо тот был изверг, идущий всегда напролом, не щадя никого. А экипаж «Виктории» восхищался своим капитаном, прославившимся безмерной жестокостью. Да, только Лоу и Флинт в последний период своей жизни были хуже Тейлора. Но так было с большинством экипажей — они восхищались теми, кто был беспощаднее их самих. Наверное, думали, что только жестокость поможет им получить отпущение грехов.
Мы в тандеме с Тейлором направились прямёхонько к острову Йоханна и там наткнулись на три торговых судна, стоявших на якоре, два английских: «Кассандра» и «Гринвич», а также бриг из Остенде с двадцатью двумя пушками. У нас самих насчитывалось шестьдесят четыре: тридцать у Тейлора и тридцать четыре наших. Подготовить корабль к бою — дело недолгое, после чего мы оказались прямо в середине бухты, против воли Ингленда, но его решение не прошло большинством голосов.
Бриг попытался выйти среди рифов и ускользнуть, идя вдоль побережья. Но кто бы мог подумать, что капитан «Гринвича» окажется жалким трусом и последует за бригом, бросив «Кассандру», чтобы спастись самому. И всё-таки лихачество с нашей стороны было бы неуместным и опрометчивым: мы ведь попали в узкий фарватер. «Каприз» со своей более глубокой осадкой сел на мель и застрял посередине узкого пролива. Наши пушки молчали, тогда как «Кассандра», стоявшая на якоре поперёк пролива, давала по нам залп за залпом. Тейлор на «Виктории» позади «Каприза» не мог ответить им (тогда он потопил бы нас), и ему пришлось завезти якорь на шлюпке вперёд и пробираться мимо, подтягивая судно на якорном канате.
Без кровопролития не обошлось. За двадцать минут мы потеряли тридцать человек, и столько же оказались ранеными и изувеченными. У Ингленда был вид великого мученика. Он взял на себя (такова уж была у него натура) вину за всех убитых. Хотя Ингленд и голосовал против боя, он считал, что именно он сам виноват в том, что «Каприз» весь в красных полосах из-за крови, льющейся сквозь шпигаты.
Но он всё же понимал, что единственный способ остановить кровавую баню — это заставить замолчать пушки «Кассандры». Он и я вместе с ним (такова уж была у меня натура, когда речь шла о жизни и смерти), вихрем промчались по палубе среди мёртвых тел, криков, пушечных жерл и обломков дерева, вселяя в живых дух на битву за свою и мою жизни. Ингленд возглавил абордажную партию — пятьдесят человек, ринувшихся на захват «Кассандры» с устрашающими боевыми выкриками. Тейлор наконец смог протащить «Викторию» и начать обстрел палубы «Кассандры», что дало мне и ещё нескольким отважным членам экипажа «Каприза» время, чтобы передвинуть наши самые большие восемнадцатифунтовые пушки, которые в хороших руках били точно в цель. У нас на борту «Каприза» был пушкарь, равных которому не нашлось бы в целом мире. В будничных делах он был просто тупым идиотом, но направить пушку на цель он умел, как никто другой; можно ли объяснить это? Я попросил его (ибо кому-нибудь нужно было всё же за него думать) разорвать ядром якорную цепь «Кассандры», и после трёх попыток мы к своей радости увидели, что «Кассандра» завертелась, беспорядочно стреляя в пустоту. Давно пора было сделать это, ибо «Кассандра» уже потопила одну из наших лодок, восемь гребцов которой превратились в месиво.
Пушки «Кассандры» замолкли к нашему ликованию и под наши насмешки. Но вы думаете, «Кассандра» спустила флаг? Нет, их капитан был из тех, кто ради своей чести способен был пожертвовать всей командой. Флаг всё ещё висел на корме «Кассандры», когда Тейлор спустил на воду лодки со ста пятьюдесятью членами экипажа, чтобы присоединиться к пятидесяти морякам «Каприза» во главе с воинственно настроенным капитаном Инглендом. Какого чёрта они не спустили флаг? — думал я про себя. Они что, решили поиграть с огнём? Я громко закричал, стоя у нашего вдребезги разбомбленного форштевня, но услышали ли они меня? Нет, наши в лодках подумали, что я подбадриваю их, и пошли на абордаж с адским рёвом, сменившимся вскоре гневными и разочарованными возгласами.
На борту «Кассандры» были лишь мёртвые и раненые. Уцелевшие, в том числе и офицеры, покинули поле боя, прячась в клубах порохового дыма. Тейлор неистовствовал от разочарования, хотя он и не потерял столько людей, сколько мы; он жаждал убить всех оставшихся в живых из команды «Кассандры». Нет, этот зверь не имел сдерживающих центров, и это при том, что его обе руки были недоразвитые. Он мог в лучшем случае держать мушкет, но для выполнения повседневной работы ему приходилось полагаться на несколько избранных подручных, в том числе своего квартирмейстера и боцмана.
Но Ингленд пошёл против Тейлора, заявив, что мёртвых и так уже слишком много. Семьдесят человек Ингленда погибли во время атаки и ещё двадцать скоро также уйдут в мир иной из-за полученных ран.
— Разве этого недостаточно? — кричал Ингленд, когда я взобрался на палубу «Кассандры».
Тейлор лишь моргнул и сделал слабый жест своей убогой рукой но ни один мускул на его лице не дрогнул. Это был сигнал, и не успел Ингленд опомниться, как боцман Тейлора поднял тесак и зарубил им трёх раненых из команды «Кассандры». На борту стало совсем тихо, но всего лишь секунду-две. А потом Ингленд издал такой рёв, что даже Тейлор отступил на шаг. А Ингленд схватил свой тесак и мощнейшим ударом, какой мог нанести только он, разрубил боцмана на две равные части, сразу испустившие дух. Тейлор, понимавший толк в ударах, усмехнулся, но больше никто не двинул пальцем.
— Любой, кто посмеет напасть на раненого или пленного, последует в могилу за этим дьяволом, — прокричал Ингленд, грудная клетка которого ходила ходуном, подобно волнам морского прибоя. — Ясно? Кто не согласен?
Таких не нашлось.
— Ингленд прав, — чётко и ясно произнёс я. — Команда «Кассандры» вступила в бой не по своей воле, и вы это знаете не хуже меня. А сейчас мы лишились семидесяти наших моряков. Нам нужен каждый, кто может ходить и стоять.
— Не так ли, сэр? — спросил я, подойдя к Тейлору и встав перед ним на расстоянии фута, глядя прямо в его мёртвые глаза. — Не так ли?
Тейлор моргнул и открыл рот, но его бесформенные руки не шелохнулись.
— Не так ли? — пришлось мне спросить в третий раз, и на сей раз таким голосом, из-за которого, хочу я того или нет, почти у всех волосы встают дыбом.
