Александр Чернобровкин - Херсон Византийский
Тюркская гвардия расположилась в шатрах на возвышенности примерно в километре от города. Оттуда можно было, как с театральной галерки, наблюдать за осадой города. Вокруг них расположились тоже в шатрах тюрки менее знатные. Так понимаю, ни первые, ни вторые сами лезть на стены не будут, подождут, когда им откроют ворота. Дома в слободах и виллы заняли самые бедные тюрки, утигуры и разный сброд, пришедший с ними. Я видел даже несколько алан и славян. Эти и станут, как говорили в двадцать первом веке, «пушечным мясом». Они составляли примерно две три тюркской армии.
Вскоре везде задымили костры и застучали топоры.
– Лестницы делают, – сказал Сафрак, который стоял на городской стене рядом со мной.
Мы с ним, Гунимунд с сыновьями, Хисарн, Семен, Ваня, Толя, Вигила, еще несколько горожан и солдаты гарнизона будем защищать участок стены между второй и третьей башнями справа от ворот. Отсюда хорошо виден мой дом, даже часть двора. Там стоят наши женщины, смотрят на нас. Они впервые в осажденном городе, не знают, чего ждать. Наверное, боятся попасть в плен во второй раз, потерять всё, что имеют.
Я стою между двумя зубцами, которые были выше меня на полметра. Камень-песчаник местами обкрошился, в оспинах. Высота ограждения между зубцами была по пояс. Удобно стрелять из лука, но из арбалета придется бить или с рук, или приседать, чтобы положить его на ограждение.
Тюрки установили несколько баллист «среднего калибра» – метавших камни весом килограмм десять. Видимо, достались им при захвате Пантикапея. Камни попадали в стены примерно в двух третях от земли и оставляли еле заметные следы. Когда баллисты подтащили поближе, чтобы была возможность повреждать зубцы на стенах, наши ответили. После второго залпа одна вражеская баллиста оказалась разбита в щепки. Остальные быстро оттащили в тыл. Толковых инженеров у тюрок пока нет, строить мощные осадные орудия не умеют.
– Сегодня не нападут, – уверенно произнес Сафрак.
Он дважды сидел в городах, осаждаемых кочевниками, хорошо знал их «распорядок».
Гунимунд добавил шутливо:
– Им надо отдохнуть с дороги.
Штурм, действительно, начался на следующее утро. Сперва появились солдаты с высокими большими деревянными щитами, сколоченными из ворот, дверей. Каждый несли четыре человека, держа по углам над собой, как крышу. Они встали в кривоватые линии, которые с небольшими интервалами протянулись от слободских домов до рва. Под этими щитами проходили те, кто нес бревна, ветки, камни, мешки и корзины с землей. Всё это бросалось в ров. Освободившиеся от груза быстро убегали, чтобы через несколько минут вернуться с новой ношей. Со стен полетели камни. Время от времени они проламывали щиты, открывая подносчиков. Тогда начинали стрелять лучники. Но на освободившееся место, закрывая разрыв, быстро смещались уцелевшие щиты, а сзади к линии пристраивался новый щит.
Вроде бы широк и глубок ров, но вскоре из воды начали вырастать холмики. К обеду в нескольких местах через ров уже можно было перебраться. Особенно широкий проход сделали напротив главных городских ворот. По улице, ведущей к ним, прикатили «черепаху» – сооружение на восьми тележных колесах с крышей, под которой висел на тросах таран – толстое дубовое бревно с железной бульбой на переднем конце. Сверху крыша была оббита свежими бычьими шкурами и хорошенько смочена водой. Вслед за «черепахой» скакали тюркские вожди. Оно остановились на безопасном расстоянии, наблюдая, как у крайних домов сосредотачиваются солдаты с длинными лестницами, которые несли человек по десять. Это был сброд, паршивые овцы разных народов. Сзади них стояли лучники-утигуры. Третьей линией – лучники-тюрки.
Со стороны вождей протрубила труба. Звук низкий, протяжный и надрывный. Первыми пошли солдаты с лестницами. Медленно, прогулочным шагом. За ними на дистанции метров двадцать – утигуры. Еще через двадцать метров – тюрки. «Черепаху» толкали человек тридцать, за которыми шли около сотни лучников-утигур. По мере приближения к городским стенам, солдаты убыстряли шаг, а войдя в зону поражения, побежали трусцой. Лучники-утигуры остановились перед рвом, а лучники-тюрки позади них, и начали обстреливать защитников на стенах. «Черепаху» подкатили к воротам и принялись раскачивать таран. Вскоре послышались звонкие удары железной бульбы об оббитые железными листами дубовые ворота.
Моя команда занимала отрезок стены между тремя зубцами. Две тройки арбалетчиков стреляли в два просвета между зубцами: первый после выстрела отходит вправо, второй – влево, третий – назад. Сафрак и Хисарн стояли с копьями, чтобы отражать прорвавшихся противников. Пока таких не было. Я быстро натягивал арбалет, выглядывал из-за зубца, ловил в прицел первого попавшегося нападающего, всаживал в него болт и отступал влево, уступая место Гунимунду. За ним стрелял Вигила. Потом опять наступала моя очередь. Я видел поле боя только через промежутки времени, поэтому у меня складывалось впечатление, что атакующие приближаются рывками.
К стенам покатила вторая волна солдат с лестницами, потом третья. Казалось, они возникают из ниоткуда. И никогда не кончатся. На каждого из нас было заготовлено по сотне болтов в широких и низких корзинах из ивовых прутьев. Я вдруг начал замечать, как они быстро уходят, а врагов меньше не становится, хотя у стен уже был широкий и высокий вал из трупов.
Резко запахло нефтью. Ее лили на нападающих из амфор и метали в глиняных кувшинах. Видимо, уже давно, потому что темных пятен от разливов было много. Увлеченный стрельбой, я не сразу заметил это. День был жаркий, нефть быстро испарялась. Затем в нее полетели горящие стрелы. Поразив очередного противника, я увидел, как внизу разбегается в разные стороны огонь. В следующий раз не стал стрелять, решив сэкономить болт. На подходах к стенам полыхало высокое пламя. У меня «включился» звук, и я услышал внизу истошные вопли. Сильно завоняло паленым мясом и шерстью. В основном это поджаривались трупы, но все равно было муторно. Возникало впечатление, что присутствуешь на приготовлении обеда для людоедов. Я выглянул из-за зубца. Горели лестницы, прислоненные к стене и лежавшие на земле, горела «черепаха», которой не помогли ни шкуры, ни вода, горели трупы, горели живые люди. Кто-то, объятый пламенем, орал благим матом и катался по земле. Кто-то, чтобы сбить пламя, прыгнул в воду во рву, но и на ее поверхности горела нефть. Остальные, опаленные сильно или не очень, убегали подальше от городских стен.
– На сегодня всё, – уверенно сказал Сафрак.
Ночью со стен спустили ко рву на веревках несколько человек, которые собрали оружие и доспехи врагов и наши стрелы и болты. По ту сторону рва шуровали тюркские мародеры. Обе команды делали вид, что не замечают друг друга.
