Никто пути пройденного у нас не отберет - Конецкий Виктор Викторович
Последнее мое наблюдение бесспорно ставит человечество по интеллекту выше птиц.
Однако следует помнить, что любая дама любого возраста убеждена, что тайны ее телес есть (или были) самые замечательные тайны. Это отчетливо заметно по той презрительной снисходительности, с которой любая живая дама рассматривает фото глянцевитых красоток на развороте «Плейбоя».
Среди полученных писем есть одно стихотворное, автор – капитан танкера «Маршал Жуков» Алексей Иванович Антонов. («Маршал Жуков», систершип танкера «Маршал Бирюзов», тоже строился в Сплите.)
Ты расскажи и про ночные бденья,И как моряк находит вдохновеньеВ стихии и в себе самом.Мечтал и я когда-то пописать,О чем-то главном людям рассказать,Но не могу предать корявым мыслям лоску:Ведь двадцать с лишком капитанских лет,Увы, оставили свой следНе только в печени и в реденькой прическе.Ты на два года младше, ты еще мальчишка —Еще есть время посидеть над новой книжкой.Достаточно тебе штормов и льдин.Пора травить, что выбрано, втугую.Теперь писать, писать напропалую.Пусть знают обыватели-невежды,Что все еще идут за Доброю Надеждой —Находятся такие чудаки! —Которые по волнам вечно бродят,Чего-то там в душе своей находят,Которым жизнь сидячья не с руки,Что есть еще летучие голландцы!И что у них меж жизнью и мечтойЕще не стерлись кранцы!Во какие стихи наши капитаны пишут…
Наш экипаж представляет к этому моменту из себя то самое общежитие, в котором обыватели не в свое дело не суются, пороху не выдумывают, отчаянных передовых статей не сочиняют, а простенько себе живут и бездумно-степенно блаженствуют в безделье ледового дрейфа.
Встал в четыре утра. Туман, снег.
Поговорил с «Леонидовым». На вахте у них был старпом. Он работал четвертым помощником на «Воровском», когда в шестьдесят седьмом мы катали туристов в Арктику. Его лица вспомнить не смог.
Попугивают, опасно побаливая, правый локоть и шейные позвонки. Застудил? Как бы не хватанул остеохондроз. Спал в свитере, связанном из собачьей шерсти.
А если говорить честно, то инстинкт охоты – при взгляде на близко бегающих песцов – и у меня пробуждается! Как глубоко он сидит в нас со времен мамонтов. По науке, инстинкт – это то, что задает программу мозгу. Но где тогда этот самый инстинкт сидит, где он, подлый, расположен, – вне мозга? В желудке, что ли?
Люди раздражены на мою настырность в части запрета бить песцов.
Песцы же сразу учуяли возросшую степень безопасности: вокруг судна носится штук по десять зверей разом. Ребята кидают им за борт что придется, включая брезентовые рукавицы. Рукавицы песцы тоже, резвяся и играя, съедают.
В 11.30 на весте показалась «Сибирь». Она бьет канал для «Владивостока» и «Тайшета», из первого трюма которого беспрерывно откатывают воду.
«Сибирь» – нам:
– Господи! И как вас, «Колымалес», сюда, в самый центр ледового массива, угораздило и занесло?
– Вашими молитвами! Ледоколы завели! Сами бы мы и при большом желании такого не смогли!
– Что верно, то верно…
Сразу веселее стало, как только атомная махина возникла в ощутимой близости. Может, она нас и на запад протолкнет?
Потом подслушали диалог «Сибири» с «Адмиралом Макаровым».
Степан Осипович Макаров хладнокровно заявил:
– «Тайшет» пусть тонет, раз такое дело! Там «Владивосток» людей снимет. А вот этих вытаскивать срочно надо, которые здесь в массиве кукуют!
«Сибирь»:
– Если «Колымалес» сейчас поволоку на запад проливом Санникова, от них только ребра останутся! Идемте к «Хосе Диасу»!
И около часа ночи второго октября «Сибирь» с «Макаровым» протащили на восточную кромку «Хосе Диаса». В феерии прожекторов тащили, в таких световых эффектах, какие и не снились Скрябину в цветном кошмарном сне.
Я наблюдал феерию из каюты и слушал танго: «Счастье мое я нашел в этой дружбе с тобой…»
Концерт по заявкам педагогов – в честь Дня учителя.
В три ночи «Сибирь» вернулась и уволокла «Леонидова» – без шума, без лишних слов, уверенно и спокойно.
А к «Шухову» подошел «Макаров», чтобы взять его на усы. Ледобои начали с шуточек:
– «Шухов», а почему у вас красный огонь горит? Груз разрядный?
– Да, взрывчатка.
– В ящиках?
– Да, в ящиках.
– Чего же вы тогда тут столько времени торчите? Растащили бы ящики по ледку до кромки да и трахнули – и плыви на все четыре стороны!
Во время этого юмористического диалога «Макаров» приближался кормой к носу «Шухова», а мы пялились на них в бинокли. И явственно заметили, как «Макаров» трахнул кормой в скулу «Шухова». «Шухов» заорал:
– Вы мне дырку сделали! В районе названия!
– Не понял! Какое название?
– Дырка у нас, дырка! От вас дырка! Там, где название судна!
– Ну, коль выше ватерлинии, то это не дырка! Работайте вперед полным! Застоялись вы тут! Винтом отвыкли работать! И что у вас за веревка на бензеле? Это мышиный хвост, а не трос! Если не положите нормальный трос на бензель, я вас не возьму!
Прямо феодал на крепостную девицу орет, прямо, черт возьми, право первой ночи назад возвращается.
Два песца прыгали в привиденческом свете прожекторов по торосам.
Когда «Макаров» взял «Шухова» на буксир и поволок, то вдруг вспомнил про нас и почему-то даже извинился:
– «Колымалес», придется вам подождать здесь еще сутки! Простите уж и не обессудьте!
Странная вежливость.
С мурманскими ледокольщиками мы, балтийские моряки, конечно, тоже несколько чужаки, но за многолетнюю совместную работу и в силу относительной географической близости понимаем друг друга легче. С дальневосточниками дело хуже – отчужденность ощущается сильнее. Скажете, что за глупость? Моряки одной России, на одном языке говорят, одно дело делают и вообще «Владивосток далеко, но город-то нашенский»! Все правильно. А ведомственная отчужденность есть, есть особые взаимоотношения. И хотя давно суда всех пароходств плавают одинаково, по всему Мировому океану, но все равно для дальневосточников, то есть сынов Тихого океана, мы, некоторым образом, каботажники из Маркизовой лужи, а они для нас этакие чересчур привыкшие к своей удаленности и широким пространствам провинциальные супермены.
Высказал эти глубокомысленные соображения Василию Васильевичу. Он вздохнул и выдохнул еще более тяжко и длительно, нежели обычно:
– Северяне хорошие товарищи? Неужели вы до сих пор такой наивняк? В товарищей он верит! Прошлую навигацию «Алатырь» задержалась в Игарке – котел вышел из строя. Мороз уже тридцать. На ремонт сутки всего нужны были, но за сутки всё и вся разморозишь. Просили буксир, чтобы он пар на это время давал. Северяне заявили, что буксира нет, а есть только ледокол «Мелехов». Сколько буксир стоит, а сколько ледокол? На «Алатыре» капитан чешется, а время идет, судно промерзает – авария углубляется. Согласились на ледокол. «Мелехов» подошел и акт на спасение сует. Алексеич с «Алатыря»: какое спасение? С ума сошли? В родном порту! Да мне восемь часов хватит, чтобы котел отремонтировать… «Мелехов» рядом стоит, теплом дышит, а пар не дает, а судно промерзает. Н у, Алексеич и подмахнул акт на спасение. Товарищи северяне за это спасение сто тысяч потребовали! На тридцати через арбитраж сошлись. И где теперь Алексеич? Диспетчером сидит! Ваш ход, дорогой товарищ!
Итак, две недели мы провели, дрейфуя вместе с песцами и разной человеческой подлостью в Айонском ледяном массиве при непрерывных сжатиях. И вот только третьего октября к нам вернулся атомоход «Сибирь», а за ним – ледокол «Адмирал Макаров».
