Константин Нормаер - Хранитель историй (СИ)
По мрачному залу пронесся едва различимый шорох, который с каждой новой секундой молчания становился все отчетливее. Гостю удалось‑таки поселить в каперах семя сомнения.
— Уж не знаю, что тебе наплел этот незрячий дурак, — подавленным голосом огрызнулся Скат. — Но это не дает тебе право оскорблять верного Ловца удачи, Сквидли, или как тебя еще…
— Поведать, почему ты сейчас паникуешь, — слова гостя прозвучали не как вопрос, а утверждение. — Потому что каждый из вас чего‑то страшится, будь‑то недоросль или умудренный сединами старец. У каждого из вас существует свой скелет в шкафу. И я без труда могу углядеть в вас эти страхи…
Последняя капля, переполнив чашу терпения, вызвала в капитане только неприятную ноющую боль в области кишечника. Его голова разрывалась от сотни вопросов — и он решил не мешкать. В противном случае, гость мог окончательно запудрить мозги его верной команде.
Пора ставить в этом разговоре жирную точку.
Пистолет рявкнул сторожевым псом и мрак на короткий миг вспыхнул, а после вновь воцарилась тишина. Злая, недобрая тишина, неспособная принести в мир никакого, даже самого маломальского добра.
Капитан ждал, а жертва продолжала стоять на ногах. Кожаная куртка и запахнутый плащ слегка дымились в районе сердца, но Сквидли, казалось, даже не заметил последствие выстрела.
— Бессмысленный поступок, Скут, — заметил Квинт, нарушив напряженное молчание. — Не так ли, хозяин. Мы рассчитывали совсем на другую реакцию.
Осоловелый взгляд капитана пронзил гостя насквозь, но от этого не стал смертоносным и не совершил того, что не удалось сделать свинцу.
— И что ты намерен предпринять дальше? — смахнув с себя дымящийся след выстрела как дорожную пыль, поинтересовался Сквидли.
— Уничтожить почудившийся мне кошмар! — рявкнул капитан, подав сигнал.
Семеро каперов, притаившихся в тени полумрака произнесли свое веское слово: их ружья заговорили одновременно.
Рааааааазззззззззз, — и по залу поползли клубы едкого дыма. Пираты не могли решать проблемы иначе. Переговоры, ультиматумы, послабления, — то были слова незнакомые их скудному языку.
Обнажив длинную трехгранную шпагу, капитан сделал несколько шагов в направлении гостя. Он не терпел подобного поведения раньше, не потерпит и сейчас. Желание схватить наглецов за грудки и лично добить острым уколом в сердце стало для него навязчивой идеей. Только двигала Скатом отнюдь не ненависть, а страх. Безумный страх того, что он и правду столкнулся с чем‑то необъяснимым и могущественным. Тем, что так боятся священники, когда к ним приводят одержимых безумцев; тем, чего мы безумно страшимся, услышав о чумной пятнице; тем, чего мы так опасаемся на смертном одре, и стараемся обойти стороной, украдкой посмотрев в сторону Старого кладбища.
Резкий звон металла о металл в буквальном смысле обезоружил капитана. Искушенный в фехтовании он отчего‑то с необьяснимой легкостью потерял свой очередной трофей — защита противника была подготовлена удачно. Попытавшись мгновенно ретироваться, Скат схватился за эфес, но твердая поступь придавившая шпагу, не дала ему шансов вновь завладеть оружием. А треск ломающегося лезвия разрушил последние надежды.
— Что б тебя черти взяли, — впопыхах ругнулся капитан, отскакивая назад. Руки сами собой нащупали пистолет. На зарядку оружия нужно было всего пару секунд.
Из глубины зала послышались сдавленные стоны, звон металла — кто‑то еще пытался сопротивляться, возможно сделал пару удачных выпадов, скорее всего даже ранил кого‑нибудь из нападавших… Только все это было напрасно. Как можно причинить вред тому, кого не берет свинец?!
— Да кто ты такой?! Треклятый Зиф и вся его сподручная братия! Ответить?!
Теряя одного помощника за другим, капитан продолжал тянуть время. Но его воображаемое судно, уже давно накренилось и дало течь на оба борта.
Пистолет был наготове. Еще миг. Секунда. Один удар сердца.
Дым рассеялся. Гость не пошевелился. Невооруженный, он смиренно держал руки в карманах, и молча наблюдая за происходящим. Его широкополая шляпа, казалось, еще сильнее скрыла огромное лицо, а плащ был похож на боевую кольчугу, которой уже сотню лет не пользовались королевские стражи.
Рядом с Сквидли стояло еще двое. Один — предатель, чья мерзкая улыбка выглядела хуже усмурской пиявки, а второй, с обнаженной саблей, показался капитану невероятно похожим на… Нет, он не мог так сильно заблуждаться!
— Не узнаешь меня, Скат?
Капитан прищурился.
— Не утруждай себя. Мое имя — Бероуз. Капитан Бероуз. Надеюсь, не забыл о таком, жалкий прихлебатель?! Или решил, что если я сгинул в морской бездне, ты волен наложить свои вонючие лапы на мои сокровища. Извратить память обо мне?
— Но так гласит закон, — на выдохе выдавил Скат, начиная медленно сходить с ума.
— Глупое слово- закон, — внезапно вмещался в разговор Сквидли. — Совершенно бесполезное и лишенное всякой силы. Теперь, надеюсь, ты это понимаешь?
Капитан нервно хохотнул и зашелся таким неистовым смехом, что стены заходили ходуном. Откинув оружие в сторону, он долго гоготал, поминутно стирая с лица то слезы, то брызжущие в разные стороны слюни, пока строгий голос Бероуза не остановил это безумие.
— Хватит. Прекрати. Мы здесь не затем, чтобы наблюдать за твоими душевными слабостями и явными признаками слабоумия.
Скат смеялся еще минуту, а потом резко перестал. Опустив голову, он будто малое дитя уставился на гостей, не узнавая никого из присутствующих.
Осторожно приблизившись к капитану, Сквидли взял его за волосы и откинул голову назад. Ската трясло, а изо рта тянулась тонкая струйка слюны.
— Я знаю, что ты слышишь меня, слизняк, — произнес гость. — И мне нужно от тебя лишь одно. Я хочу, что бы твои люди, те, что еще думают, будто вдыхают аромат жизни, нашли мне девушку. Я дам тебе ее портрет. Срок — один день. Больше времени у тебя нет, и не будет.
Рука Сквидли медленно отпустила голову капитана, и тот тут же повалился на пол, словно набитая соломой кукла.
* * *В эту ночь старые доски поскрипывали чаще обычного: Рик насчитал больше ста стенаний, пока свеча успела прогореть всего на дюйм. Вчера звуков было не больше пятидесяти. Однако главное представление ожидалось через полчаса. Закрыв глаза, мальчик попытался заснуть, но вместо этого бесполезно провалялся, ворочаясь, так и не ухватив за хвост пронырливую дрему. Веки жутко чесались и распухли от тяжелой летописной работы, но мальчик старался не обращать на подобные мелочи внимания.
Часы пробили положенное время. Рик по привычке забился в угол и приготовился слушать. Однако дом не ответил мерным храпом трубной печи. Балки и шкафы молчали, словно специально выманивая жертву из убежища, чтобы накинуться на нее сотней ужасных пронизывающих звуков. Но не произошло и этого.
