Cecil Forester - Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии
Так что у них в запасе есть, быть может, час или два. Быть может. Очередная волна, переливаясь зелеными каскадами через приподнятый борт «Милашки Джейн», дала еще одно мрачное предупреждение, что этого времени у них может и не оказаться. И тут, посреди грохота и рева проходившей волны, в то время, как он висел, отчаянно цепляясь, он различил последовательность звуков иного рода, более резких и высоких, сопровождаемых дрожанием палубы под ногами. Рубка! Под напором воды она приподнималась и стремилась сорваться с крепивших ее болтов. Не стоило рассчитывать на то, что она сможет достаточно долго это выдерживать, скоро ее попросту снесет за борт. И прежде чем это произойдет, подсказывало Хорнблоуэру разыгравшееся воображение, она будет заполнена водой. Барбара утонет там, внутри, прежде, чем масса скопившейся воды сорвет рубку с креплений, чтобы унести ее за борт вместе с телом Барбары. Прижавшись к нактоузу, Хорнблоуэр пережил несколько мучительных секунд мысленной агонии, самой сильной за всю его жизнь. Прежде много раз случалось, когда ему самому приходилось заглядывать смерти в лицо, когда он взвешивал шансы, когда ставил на кон собственную жизнь, но теперь он поставил на кон жизнь Барбары.
Если она останется в рубке – это означает для нее скорую и неизбежную смерть. Альтернативой было вывести ее на заливаемую волнами палубу. Здесь, привязанная к мачте, она сможет прожить столько, сколько сможет выдерживать удары и толчки, возможно до тех пор, пока «Милашка Джейн» не разломится на части. Что до него, то ему приходилось не раз участвовать в игре без шансов на выигрыш, теперь же ему предстоит пережить такое вместе с Барбарой. Он принял решение. Ради Барбары он будет бороться, пока хватит сил. Принуждая себя мыслить логически, несмотря на оглушающий ветер, ревевший вокруг, он строил план. Выждав момент относительного затишья, он совершил краткое, но рискованное путешествие к подножью грот-мачты. Теперь нужно было действовать с невероятной быстротой. Два конца фалов грот-марселя – ему нужно было сохранить спокойствие, чтобы его неловкие пальцы не спутали их. Затем еще два отчаянных путешествия – сначала к штурвалу, а затем к рубке. Рывком открыв дверь, он перешагнул через комингс, держа снасти в руках. В рубке набралось два фута воды, переливавшейся в такт движениям судна. Барбара была здесь, он видел ее благодаря свету, падавшему через дверной проем. Она старалась, как могла, удержаться на своей койке.
– Дорогая! – позвал он. Внутри рубки можно было слышать, что говорят, несмотря на ужасающий шум снаружи.
– Я здесь, дорогой, – откликнулась она.
В этот момент на «Милашку Джейн» обрушилась новая волна, вода хлынула через соединения рубки, и он почувствовал, как вся она снова приподнялась на болтах. Он пережил момент отчаяния при мысли о том, что он, возможно, опоздал, и рубку снесет прямо сейчас, вместе с ними. Но она выдержала. Когда «Претти Джейн» изменила курс, поток воды отбросил Хорнблоуэра к другой переборке.
– Я должен увести тебя отсюда, дорогая, – сказал Хорнблоуэр, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно. – Будет безопаснее, если ты будешь привязана к грот-мачте.
– Разумеется, если ты так хочешь, – спокойно сказала Барбара.
– Я собираюсь обвязать тебя этими канатами, – пояснил Хорнблоуэр.
За время его отсутствия Барбара сумела одеться, во всяком случае, на ней было какое-то платье или юбка. Хорнблоуэру удалось закрепить вокруг нее веревки, хотя корабль дергался и раскачивался под ними, чтобы ему было легче это сделать, она подняла руки. Он завязал узел на талии, под ее трепетной грудью.
– Слушай внимательно, – сказал Хорнблоуэр. Пока они находились в относительном затишье рубки, он рассказал, что ей следует делать, как нужно выбрать момент для того, чтобы добраться сначала до штурвала, а оттуда до грот-мачты.
– Я поняла, милый, – сказала Барбара. – Поцелуй меня еще раз, мой наидражайший.
Он торопливо поцеловал ее, коснувшись губами ее мокрой щеки. Это был лишь формальный поцелуй. Для погруженного в свои мысли Хорнблоуэра требование Барбары выглядело как неоправданный риск, ставящий на кон тысячи поцелуев в будущем, против одного – сейчас. С ее стороны, поступать таким образом было так по-женски, однако разница между тысячами и одним не вдохновляла Хорнблоуэра. А она все еще медлила.
– Дорогой мой, я всегда любила тебя, – сказала она. Она говорила торопливо, и все же не придавала должного значения фактору времени. – Я не любила никого, кроме тебя, за всю жизнь. У меня когда-то был другой муж. Я никогда не говорила этого раньше, потому что это было бы вероломно с моей стороны. Но теперь… Я не любила никого, кроме тебя. Никогда. Только тебя, милый.
– Конечно, дорогая, – произнес Хорнблоуэр. Он слышал, что она говорит, но в этот экстремальный момент не в силах был вникнуть в истинный смысл ее слов. – Стой здесь. Держись за это. Держись!
Волна, качнувшая их, была лишь одной из небольших.
– Жди моего сигнала! – прокричал Хорнблоуэр в ухо Барбаре, и ринулся в отчаянный бросок к нактоузу. У штурвала собралась кучка людей.
Это был тот самый подходящий момент, которого он ждал. Он взмахнул рукой, и Барбара перебежала через палубу, в то время как он выбирал канат. Ему удалось набросить на нее петлю, закрепить, и самому ухватиться покрепче, когда их накрыла следующая волна. Вверх, вверх, вверх. «Милашка Джейн» поднималась неохотно. Ему пришла в голову мысль, что как минимум одного из людей из группы, собравшейся у штурвала, не хватает. Но об этом некогда было думать, так как им предстояло достичь грот-мачты.
Наконец, это было сделано. Там уже стояли четверо, но ему удалось обезопасить, по возможности, сначала Барбару, а потом себя. «Милашка Джейн» дергалась снова и снова, вскоре новая огромная волна снесла прочь рубку и половину фальшборта – Хорнблоуэр видел, как обломки исчезли за подветренным бортом, и безразлично отметил для себя этот факт. Он был прав, забрав оттуда Барбару.
Возможно, именно потеря рубки привлекла его внимание к поведению «Милашки Джейн» Она зарывалась в море, не всходя носом на волну. Потеря парусности, создаваемой рубкой, видимо, сделала это более заметным. Вследствие этого она переваливалась сильнее и медленнее, и стала более уязвимой для волн. Она не сможет выдерживать этого в течение длительного времени, так же как и несчастные люди на ее палубе, одной из которых была Барбара, а другим – он сам. Вскоре «Милашка Джейн» развалится на куски. Нужно что-то предпринять, для того, чтобы поднять ее нос над уровнем моря. В обычном случае этого можно было бы достичь, установив в кормовой части парус, но это невозможно сделать при таком ветре, что было не так давно продемонстрировано. В теперешних обстоятельствах давление ветра на стоячий такелаж и рангоут бушприта и фок-мачты с одной стороны, и грот-мачты, с другой, уравновешивали друг друга, удерживая корабль повернутым бортом к ветру и волнам. Если нельзя поднять парус сзади, значит взамен надо уменьшить парусность передней части судна. Нужно срубить фок-мачту. Тогда давление на грот-мачту заставит нос приподняться, увеличивая их шансы, в то же время, потеря мачты может также уменьшить раскачивание. Фок-мачту надо убрать, и немедленно, в этом не было никаких сомнений. Позади, не более чем в нескольких футах от него находился Найвит, привязанный к штурвалу – решение, как капитан, должен принять он. Выбрав момент, когда палуба «Милашки Джейн» приняла на время горизонтальное положение и была залита водой не более, чем по колено, Хорнблоуэр помахал ему рукой. Он указывал на ванты, удерживающие фок-мачту, и надеялся, что его жестикуляция должна быть достаточно понятной, однако Найвит ни единым знаком не подтвердил этого. Он даже никак не отреагировал на его призыв, вместо чего безразлично посмотрел на Хорнблоуэра, а потом и вовсе отвернулся. На минуту Хорнблоуэр пришел в ярость, однако очередной нахлынувший вал перевел его мысли в другое русло. Даже морская дисциплина может потерпеть фиаско, столкнувшись с таким безразличием и неспособностью предпринять что-либо.
