Владимир Гораль - Приключения моряка Паганеля. Завещание Верманда Варда
Пошатываясь от накатившей слабости, я поднялся на ноги. Над нами, что-то потрескивало и шипело, порыв ветра донёс чёрный, выедающий глаза дым и едкий запах гари. Располагавшиеся прежде на пеленгаторном мостике репитеры магнитного и гирокомпаса, а так же антенну судовой РЛС, да и саму верхнюю мачту превратил в пар и мелкую оплавленную труху один, судя по калибру небольшой снаряд, выпущенный из палубной пушки «Брунгильды», которую я так неуважительно сравнил с водомётом. Мне с тупым равнодушием подумалось, что следующий «плевок водомёта» будет более точным. Я плюхнулся на живот и уткнулся в воняющую ржавым железом и солью палубу саднящим разбитым лбом и прикрыл слипающиеся от крови веки. Так прошла минута, выстрела всё не было. Подняв голову и приоткрыв, не без труда, слезящиеся глаза, я увидел, что Устиныч вновь стоит у борта ограждения, вглядываясь через окуляры бинокля во вражью сторону. Оторвавшись от наблюдения, он повернул ко мне своё закопчённое гарью лицо с грязно-серыми, допрежь седыми усами и с какой-то кривой улыбкой произнёс: «Сцепились пауки на наше счастье!»
Я, цепляясь за всё, что можно с великим трудом привёл себя в вертикальное положение. В разрывах полос тумана темнела чёртова субмарина. На пиратской палубе и вправду происходила какая-то суета. Я поднял выпавший во время падения бинокль. Из-за противоположной от нас стороны рубки, опасливо поглядывая в нашу сторону, выглядывала голова смуглого, черноволосого человека. Смуглый что-то горячо говорил или скорее кричал в сторону укрывшегося за прозрачным щитом Кранке, как-будто пытаясь его в чём-то убедить. При этом всё время указывал рукой в сторону северной оконечности острова, укрытую плотными облаками тумана. Зато с нашей стороны подлодки происходило кое-что более интересное. Из тёмного проёма рубки показался плотный рыжеволосый и рыжебородый мужчина. Он был в тёмном кителе на голое тело. Китель на мгновение распахнулся и на животе человека показалась широкая, белая полоса бинта с расплывшимся на правом боку тёмным пятном. «Это Штинкер. Скорее всего с командором пообщался» – уверенно подумалось мне
В левой руке рыжеволосый сжимал большой матово-серебристый пистолет. Он прильнув спиной к рубке, стараясь быть незамеченным Кранке, крался в его сторону. В нашу сторону он даже не глядел, совершенно, видимо, поглощённый решением внутренней проблемы. Укрытие самого командора располагалось таким образом, что будучи защищённым пуленепробиваемым стеклом или пластиком от нас, он не был закрыт от внутренних опасностей. Кранке что-то злобно отвечал Люци,(кому же ещё?) отмахиваясь от него рукой, как от надоедливой мухи. В этот момент Штинкер, не целясь трижды выстрелил в его сторону. Один из выстрелов достиг цели и старик беззвучно вскрикнув, схватился за левое плечо. В то же время правой рукой он выхватил откуда-то сбоку что-то маленькое и круглое и на секунду поднеся ко рту, наклонившись запустил его катится, как мячик по палубе в сторону стрелявшего. Прикрывающий его прозрачный щит тут же развернулся в сторону рубки субмарины, делая уязвимым с нашей стороны.
Бронислав среагировал почти мгновенно, прицелившись и нажав на гашетку пулемёта, но выстрелов не последовало. Видимо при взрыве снаряда, что-то повредилось в механике. В то же время мы услышали хлопок и белое облачко на палубе «Брунгильды». Ни Штинкера, ни Люци больше видно не было. Зато взревел пронзительный гудок и из полосы плотного тумана, словно из облаков стремительно вырвался знакомый серый силуэт военного корабля. – «„Сенье“, спаситель, праматерь твою в клюз поперёк брашпиля! Явился не запылился! Припёрся стяжать славу адмирала Нельсона! Союзничек, в пятак тебя распратак!» – без особого восторга в голосе прошипел сквозь зубы перемазанный сажей боцман
Глава 42. «Спасение на море».
Явление норвежского сторожевика и вправду было каким-то чересчур театральным. К тому же было совершенно непонятно откуда собственно он взялся. Хотя при более трезвом размышлении с момента последнего обзора окрестностей Медвежьего с помощью судовой РЛС прошло не менее получаса, потом уже было не до наблюдений. Если учесть, что на обзорном экране локатора была выставлена 12-ти мильная шкала дальности, то можно предположить, что «Сенье» в тот момент находился на большей дистанции. Преодолеть же за полчаса 12-15 миль для военного корабля, чья крейсерская скорость составляет не менее 25 узлов задача вполне выполнимая.
Все эти мысли пришли позже, когда улеглись страсти по нашей эпохальной «Брунгильдо-Жуковской битве» при Медвежьем крыле. Впрочем на момент живописного выхода на сцену стремительного красавца военного (я бы назвал эту сцену: «Те же и рыцарь».) события всё ещё продолжали развиваться. Командор «Брунгильды» тоже заметил новое лицо нашей пьесы и отреагировал на него несколько оригинально. Похоже старый нацист спятил окончательно. Он выскочил из-за своего прозрачного укрытия и попытался замахать кулаками в сторону приближающегося сторожевика, забыв видимо о простреленном собственным старпомом плече. От резкой боли он перекосился и зажал правой рукой кровоточащую рану. Ярости его это однако не уняло и Кранке принялся страстно плеваться, будто собирался доплюнуть через кабельтовы морского пространства до ненавистного борта.
Исчерпав по видимому весь запас слюны, он вдруг опомнился, что в его распоряжении имеется аргумент повесомее и вновь кинулся к забытому в нервном припадке, палубному орудию. Впрочем белая горячка не очень хороший помощник для морских, да и впрочем и сухопутных артиллеристов. Командор принялся лихорадочно садить из своей короткой пушки по приближающемуся сторожевику, но корабль с момента обнаружения неизвестной субмарины, начал резко менять галсы, выполняя противолодочный зигзаг. Кранке раза четыре выстрелил в его сторону, но все снаряды ушли в молоко, а точнее в туманные дали Норвежского моря. Чёртов безумец, раздосадованный неудачей, вспомнил было о нашем рыбачке, который в своей беззащитной неподвижности представлял собой куда-как более удобную мишень.
Однако удача, порой сопутствующая сумасшедшим, отвернулась от него уже навсегда. Лодка вдруг пришла в движение, проход в рубку закрылся и сама надстройка стала быстро уходить под палубу. Носовая часть, ускоряющей ход субмарины, под тяжестью носовых цистерн, наполняемых забортной водой, стремительно на ходу погружалась. Однако хромого командора это не занимало. Он садил из своей пушки в белый свет. Покидая его, он как-бы оставлял за собой последнее слово, с грохотом припечатывая все точки над i. На норвежце тоже началось какое-то движение. По палубам и трапам забегали моряки, видимо была объявлена боевая тревога. Командир корабля майор Бьернсон после обстрела неизвестной подлодкой наконец решил действовать. Не желая дать агрессивной, полнотелой даме окончательно погрузиться,(бог знает какие сюрпризы она преподнесёт из под воды) «Сенье» открыл беглый огонь из носовой орудийной башни.
