Патрик О'Брайан - Остров отчаяния
Но с распахнутым винным погребом заключительный этап оказался настолько жалким и огорчающим, что Джек вовсе не пожелал смотреть на него. Пожав руку Гранту, передав ему пакеты в Англию и пожелав всего, на что моряк может надеяться, Джек погрузился в карты и наброски чертежей временного руля.
Стивен стоял у борта до конца: иногда его приглашали то в одну шлюпку, то другую, но он только качал головой. Стивен видел, как баркас поднял рейковый парус и направился на север, красный катер, не в состоянии установить мачту, погреб за ним, в то время как синий — матросы цеплялись веслами и падали с банок — подплыл обратно к кораблю и врезался в борт. Они уже потеряли свои паруса, и требовали еще. Кто-то скинул тюк парусов в лодку, а несколько моряков после долгих раздумий, или не думая вообще, прыгнули с планшира и русленей. Последнее, что видел «Леопард», оставляя шлюпки за кормой, это темная масса, борющаяся в ледяной воде: одни за то, чтобы получить место в шлюпке, а те, кто в ней — чтобы не пустить.
Глава 9
«Среда, 24 декабря. Курс Е 15° S. Координаты счислимые: 46°30′ ю.ш., 49°45′ в.д. Первая половина дня — свежий ветер с вест-норд-веста, вторая половина дня — штиль. Экипаж занят на помпах и шпигованием блинда для нового пластыря. Полтора фута воды на орлоп-деке по носу, один фут — по миделю и в корме».
«Четверг, 25 декабря. Курс E 10° S. Широта обсервованная 46°37′ ю.ш. Долгота счислимая 50°15′ в.д. Ветер легкий и переменчивый с дымкой и дождём. Море спокойное с небольшими островками льда. После полудня подтянули фок, чтобы скорректировать курс корабля, вытравили плавучий якорь, и протащили пластырь вперед от кормы к ахтерштевню, втугую его натянули от фашенписа до путенс-вант бизани. Пластырь держит, и помпы откачали пять футов в день».
Джек переносил свои черновые заметки в бортовой журнал, и улыбнулся, когда дошел до этого триумфального момента. Он боролся с соблазном приукрасить его эпитетом — другим, что-нибудь добавить о слабом хриплом «ура», когда впервые доложили о снижении уровня воды на один фут, описать невероятный подъем духа, прилив сил, благодаря которому рукоятки помп просто запорхали, да так, что вместо того, чтобы поощрять, угрожать, бить или даже задабривать измученных моряков, офицерам приходилось сдерживать их пыл, опасаясь, что цепи помп снова порвутся или засорятся, рассказать о рождественском ужине (свежая свинина и двойной сливовый пудинг), съеденном поочередно и с большим весельем.
Но Джек знал, что даже если и подберет нужные слова, чтобы описать эти изменения, им не место в бортовом журнале, и довольствовался небольшим рисунком указующей руки на полях.
Ранние заметки, что описывали первые дни после отплытия шлюпок, были утрачены, когда он вместе с плотницкой командой пытался соорудить подобие руля, работая из кормового окна — каюту захлестнула волна.
Записки указывали курс «Леопарда» — по большей части на ост, прямо по ветру. Плаванье, больше похожее на медленную агонию, когда усилия всего экипажа разделены между попытками удержать корабль на плаву и оставаться на курсе. Помпы не останавливались ни на секунду, кроме случаев поломки или попадания чертова угля: матросы постоянно орудовали рукоятками, а иногда даже и вычерпывали воду, когда та поднималась и начинала поступать через иллюминаторы и люки, будто корабль решил, наконец, затонуть.
Даже сейчас, когда течь значительно уменьшилась, и корабль принимал не более того, что могли откачать помпы, «Леопард» все еще не мог совершить поворот через фордевинд и идти галсами. Корабль сильно осел на нос, поэтому вода оттуда не стекала в льялу, а почти постоянные западные ветры с сопутствующим волнением удерживали корабль в этом положении. Опоры основного рулевого управления не выдержали, и их снесло. Вытравливаемые оставшиеся канаты и разного рода буксируемые лопасти влияли мало, и ни одна из комбинаций паруса и плавучих якорей никогда не разворачивала нос больше, чем на несколько румбов. Теперь Джек и мистер Грей были заняты, насколько позволяли силы бедного старого тимермана, рулевым веслом, объектом, который возвращал их обратно на зарю плаваний под парусом, только в гигантском масштабе.
Вопрос управления являлся, несомненно, первостепенным с момента, когда «Леопард» потерял руль, но в последние несколько дней занимал ум сильнее обычного: в любой момент в поле зрения могли появиться острова Крозе, и чтобы добраться до них, корабль должен быть в состоянии маневрировать. Когда острова могли появиться, Джек сказать не мог: во-первых, он мало доверял долготе, указанной французскими первооткрывателями, а во-вторых, в пьяной суматохе, когда отплывали шлюпки, опрокинули его хронометры, так что для определения местоположения в его распоряжении имелись только палубные часы. Однако ни он, ни французы не могли сильно ошибиться в широте, и Джек удерживал «Леопард» как можно точнее на широте 46°45′, хотя с почти сплошной облачностью полуденные наблюдения сделать редко удавалось. И, несмотря на жесточайшую нехватку рук, несколько последних дней самые остроглазые болтались на мачте.
Бортовой журнал продолжался:
«Воскресенье. Курс E 10° N. Координаты счислимые: 46°50′ S, 50°30′ E. Сильный ветер с веста и вест-норд-веста. Помпа левого борта добирает остатки. Оснастили церковь для укороченной молитвы и благодарения, читали „Свод законов военного времени“. Сделаны замечания Уильяму Плейсу, Джеймсу Холу, Томасу Пейну и М. Льюису за пьянство и сон во время вахты. Команда занята изготовлением рулевого управления и на помпах. Поставили фок и мидель-стаксель. После обеда в восьмой раз полетела цепь помпы правового борта, поднята и натянута заново в течение одного часа».
Джек переписал в журнал почти все вплоть до текущего дня, когда барабан пробил приглашение на обед, и Джек выскочил в дождь и через люк нырнул в кают-компанию. Теперь все офицеры обедали вместе, а поскольку капитанский кок, как и кок кают-компании, сбежали на шлюпках, а познания Киллика в кулинарии ушли не намного дальше жареного сыра, их еда прибыла из общего камбуза, как у всех. Они все еще соблюдали сервировку, и внешне представляли собой довольно внушительное зрелище: с председательствующим капитаном это было похоже на приглашение в кормовую каюту. И, по крайней мере, все носили одинаковые мундиры. Хотя за столом и появились оставшиеся старшие мичманы, перешедшие из затопленной мичманской берлоги, чтобы заполнить места, оставленные Грантом, Тернбуллом, Фишером и Бентоном, длинный стол выглядел довольно пустынным, особенно, учитывая отсутствие вестовых позади стульев. Но как часто замечали Джек, Баббингтон, Мур и Байрон, чем меньше ртов, тем больше порция. Сегодня, в постный день, по незапамятному обычаю должны были быть полпинты гороха и овсянка, но помпы все еще требовали крайнего напряжения сил, а рулевое весло еще больше, поэтому экипажу позволили кусок солонины. Поскольку каждый офицер днем и ночью сполна отрабатывал на помпах, а температура редко поднималась выше нуля, говядину съели с молчаливой, прямо-таки варварской жадностью, расслабившись, только когда убрали тарелки и подали вино. Краткосрочный возврат к светским манерам — тост за здоровье короля, совсем чуток разговоров, и Джек произнес:
