Cecil Forester - Адмирал Хорнблауэр в Вест-Индии
– Убежден, что вы, Ваше сиятельство, найдете «Милашку Джейн» хорошо снаряженным и комфортабельным судном.
– Уверен в этом, – сказал Хорнблоуэр.
– Ее светлость, разумеется, уже освоилась с рубкой, которая будет служить вашим обиталищем. Я узнаю у нее, нужно ли сделать что-нибудь еще для вашего удобства, милорд.
– Прекрасно.
Встретив столь прохладный прием, Найвит отошел, и лишь после этого Хорнблоуэр понял, что у Найвита должно было сложиться о нем мнение как о высокомерном пэре, из одной лишь вежливости снизошедшем для разговора с каким-то капитаном пакетбота. Он почувствовал раскаяние, и предпринял еще одну отчаянную попытку снова овладеть собой. Взглянув на Барбару, он обнаружил, что она оживленно беседует с молодым Боннером, владельцем рыболовных судов и коммерсантом с темной репутацией, против которого он ее предостерегал. Этот факт еще более усилил бы его страдания, если их можно было бы усилить.
Он снова попытался вернуть себе самообладание. Он знал, что на его лице застыло холодное и безразличное выражение, и, по мере того, как он пробивался через толпу, он попытался придать ему как можно более живости.
– Можно попытаться соблазнить вас, лорд Хорнблоуэр? – спросила пожилая леди, стоящая рядом с карточным столом, размещенным в алькове. Хорнблоуэр вспомнил, что она является неплохим игроком в вист.
– Почему же, с радостью, – заставил себя произнести Хорнблоуэр.
Теперь ему было о чем думать. В ходе первых партий ему было нелегко сконцентрироваться, особенно из-за того, что к гулу вечеринки добавился шум оркестра, но затем старые привычки взяли верх, поощряемые необходимостью следить за раскладом пятидесяти двух карт. Усилием воли он достиг своего превращения в мыслительную машину, играющую хладнокровно и собранно, и наконец, когда роббер казался уже проигранным, он избавился от презрения к себе. Следующая партия предоставила возможность блеснуть, выявить в себе такие органично присущие умения игрока как гибкость, необъяснимое чутье, которые составляют разницу между просто игроком и игроком первоклассным. После четвертой сдачи к нему пришло точное ощущение хода партии. С одной раздачи он смог понять, как выиграть всю партию, забрав все взятки и роббер, в то время как играя по канонам, он мог рассчитывать получить лишь двенадцать взяток и только надеяться на выигрыш роббера. Это был риск, однако выбор был прост: теперь или никогда. Без колебаний он сбросил даму червей за тузом, которым вынужден был сыграть его партнер, взял следующую взятку и вместе с ней получил контроль за ситуацией, избавился от козырей, взял намеченное, с удовлетворением наблюдая за тем, как его противники лишились сначала валета, а затем короля червей, и затем выложил тройку червей для того, чтобы забрать последнюю взятку, приведя в смятение своих оппонентов.
– Ого, ведь это Большой шлем, – с изумлением сказала пожилая леди, бывшая его партнером. – Я не могу понять, не понимаю как, каким образом мы-таки выиграли роббер!
Это была славно выполненная работенка, что дало ему заметный прилив самоуважения. Это была партия, которую можно будет в будущем проиграть в уме, готовясь ко сну. Когда карточная игра закончилась и гости стали расходиться, он был способен встретить взгляд Барбары с более естественным выражением, и Барбара со вздохом облегчения могла сказать себе, что ее муж вышел из своего непредсказуемого состояния.
И это было к лучшему, так как предстоящие несколько дней обещали быть непростыми. Ему почти совершенно нечем было заняться, пока «Милашка Джейн» готовилась к выходу в море. Он, как отстраненный зритель должен был стоять и смотреть, как Рэнсом принимает на себя полномочия, которые принадлежали ему в последние три года. Испанский вопрос обещал стать более сложным из-за французского вторжения в Испанию ради восстановления на престоле Фердинанда VII, а существовал еще мексиканский вопрос, так же как и венесуэльский. Он не мог избавиться от беспокойства при мысли о том, что Рэнсом не сможет разобраться в них должным образом. С другой стороны, маленьким утешением служило то, что Хаднатту до сих пор удавалось избежать поимки – Хорнблоуэр основательно опасался, что если его схватят и приговорят к казни в то время, пока они будут еще на острове, Барбара может попытаться лично обратиться к Рэнсому или даже к губернатору. На самом деле казалось, что Барбара должна была забыть об этом случае, скорее даже, чем Хорнблоуэр, которого это происшествие продолжало серьезно волновать, и который был склонен доводить себя до кипения из-за полного отсутствия права хоть как-то влиять на ситуацию. Нелегко было философски относиться к этому, говоря, что ни один человек, даже сам Хорнблоуэр, не может повернуть вспять безжалостную машину Артиклей для регулирования и лучшего управления королевским военно-морским флотом. Да и Хаднатт, если судить по тому факту, что ему удалось в течение вот уже недели избежать поимки, оказался более ловким субъектом, чем он предполагал. Если конечно, тот не мертв. Это, возможно, было бы к лучшему для Хаднатта.
Капитан Найвит лично принес известие о том, что «Милашка Джейн» почти готова к выходу в море.
– На борт сейчас грузят последние товары, милорд, – сказал он. – Кампешевое дерево уже все погружено, а кокосовое волокно на причале. Если вы и Ее светлость прибудут на борт этим вечером, мы отправимся на рассвете, с утренним бризом.
– Благодарю вас, капитан. Я вам премного обязан, – ответил Хорнблоуэр, стараясь не показаться излишне мягким после проявленной им на приеме у губернатора сухости.
«Милашка Джейн» была бригом с плоской палубой, за исключением расположенной в ее середине небольшой, но крепкой рубки для пассажиров. Барбара была ее обитательницей в течение пяти недель по пути сюда. Теперь, окружаемые суетой отплывающего корабля, они вошли в нее вместе.
– Я частенько смотрела на эту другую кровать, дорогой, – сказала она Хорнблоуэру когда они вошли внутрь, – и говорила себе, что скоро на ней будет спать мой муж. Это казалось слишком хорошо, чтобы быть правдой, милый.
Шум, раздавшийся снаружи, отвлек их.
– Этот ящик, мадам? – спросил слуга губернатора, в обязанности которого, под присмотром Джерарда, входила доставка их багажа.
– Этот? Ах, да, я уже разговаривала с капитаном на этот счет. Отправьте его в рулевую.
– Да, мадам.
– Деликатесы в жестяных банках, – пояснила Хорнблоуэру Барбара. – Я взяла все это для того, чтобы скрасить тебе дорогу домой, дорогой.
– Ты слишком добра ко мне, – ответил Хорнблоуэр.
Ящик таких размеров и веса создавал большие неудобства в рубке, в рулевой же можно было легко добраться до его содержимого.
