Джек Лондон - Мятеж на «Эльсиноре»
– Завидую вам, сэр, – произнес он. – Подумать только! Иметь каждую ночь столько времени, чтобы страдать от бессонницы. Когда-нибудь, если мне повезет, я отправлюсь в такое путешествие в качестве пассажира и все вахты буду проводить внизу! Подумать только! Все вахты внизу! И я, как вы, сэр, возьму с собой слугу – японца и заставлю его будить меня на каждую смену вахты так, чтобы, хорошо проснувшись, я смог бы оценить свое счастье в те несколько минут, пока я повернусь на другой бок и снова засну.
Мы со смехом пожелали друг другу спокойной ночи. Заглянув еще раз в рубку, я снова увидел капитана Уэста по-прежнему спящим. Он в общем не изменил положения, хотя его тело двигалось с каждым наклоном или скачком судна. Внизу, у Маргарет, все еще горел свет, но, заглянув, я увидел, что она спит с выпавшей из рук книгой, как это часто случалось и со мной.
Я недоумевал. Половина обитателей «Эльсиноры» спала. Самурай спал. А между тем, старый первый помощник, который должен был бы спать, нес тяжелую вахту на баке. Была ли его тревога обоснованна? Неужели он был прав? Или это была тревожность престарелого возраста? Действительно ли нас несет к гибели? Или это просто дряхлость одолевала старика, стоящего на посту?
Слишком возбужденный, чтобы заснуть, я взял «Зеркало моря» и уселся за обеденным столом. Я не снял ничего из своего штормового костюма, кроме мокрых перчаток, которые выжал и повесил сушить у печки. Пробило четыре склянки, потом шесть склянок, а мистер Пайк не возвращался вниз. При восьми склянках, когда сменялась вахта, мне пришло в голову, какая трудная ночь у старшего помощника. С восьми до двенадцати он отстоял собственную вахту на палубе. Сейчас закончились четыре часа вахты второго помощника, и опять начиналась его вахта, которая должна была продолжаться до восьми утра – двенадцать часов кряду в шторм и в мороз!
Затем – я на некоторое время задремал – я услышал над своей головой громкие крики, повторившиеся несколько раз. Только потом я узнал, что это была команда мистера Пайка сделать полный поворот руля – команда, передаваемая с бака людьми, которых он расставил по мостику через определенное расстояние друг от друга.
При этом внезапном пробуждении я понял только, что наверху что-то случилось. Натягивая мокрые перчатки и торопясь изо всех сил наверх по раскачивающемуся трапу, я слышал топот ног, которые на этот раз не волочились. Из рубки я услышал крик мистера Пайка, уже добежавшего от самого бака:
– Бизань-брасы! Ослабляй, черт тебя дери! Ослабляй ход! Но держи поворот! Сюда, на ют, все! Прыгай! Живее, коль не хочешь на дно! Левые брасы! Не давай им сорваться! Если упустите этот оборот, я раскрою вам черепа! Живо! Живо! Повернул руль полным оборотом? Почему ты не отвечаешь, черт тебя дери?
Все это я слышал, выбегая через дверь с подветренной стороны и удивляясь, что не слышу голоса Самурая. Потом, проходя через рубку, я увидел его. Он сидел на диване, очень бледный, держа один сапог в руках, и я готов был поклясться, что руки его дрожали. Только это я и успел заметить – и в следующий момент очутился уже на палубе.
Сначала, выйдя только что со света, я ничего не мог различить, хотя слышал возню людей у шпилей и голос старшего помощника, рявкающего приказания. Но я понял маневр. Со слабой командой, в самом опасном месте океана, после шторма, с бурунами и разрушением у подветренного борта, «Эльсинора» поворачивала через фордевинд. Мы шли всю ночь под нижними топселями и с зарифленным фокселем. Первым делом мистера Пайка после того, как он повернул руль, было поставить поперек бизань-реи. При ослабленном напоре ветра корму было легче повернуть против ветра, тогда как давление ветра на передние паруса поворачивало нос под ветер.
Но поворот судна через фордевинд при небольшом количестве парусов в бурном море требует времени. Медленно, очень медленно я ощущал перемену направления ветра на своей щеке. Луна, сначала неясная, становилась все ярче и ярче по мере того, как с нее сбегали последние обрывки уходящей тучи. Тщетно искал я глазами землю.
– Грот-брасы! Все! Скорее! – орал мистер Пайк, бросаясь впереди всех вдоль кормы. И люди, действительно, бросались. За все эти месяцы нашего плавания я не видел у них такой энергии.
Я пробрался к штурвалу, у которого стоял Том Спинк. Он не заметил меня. Придерживая одной рукой неподвижное колесо, он перегнулся на одну сторону, уставившись завороженным взглядом в одну точку. Я посмотрел в том же направлении, в пространство между средней рубкой и левыми парусами, и через горы волн, которые неясно вырисовывались в лунном свете. И тут я увидел! Корма «Эльсиноры» была поднята кверху, и за этим холодным океаном я увидел землю – черные скалы и покрытые снегом склоны и утесы. И к этой земле «Эльсинора» шла теперь почти при попутном ветре.
Со стороны средней рубки строения доносилось рычание старшего помощника и крики матросов. Они натягивали и накручивали канаты ради спасения собственной жизни. Затем через корму пролетел мистер Пайк, прыгая с невероятной быстротой и посылая свой рев впереди себя.
– Отдать[16] руль! На что ты зеваешь, черт тебя дери? Прямо руль![17] Это все, что требуется!
С бака долетел крик, и я понял, что мистер Меллер на крыше средней рубки распоряжается фок-реями.
– Слушай! – кричал мистер Пайк. – Поверни еще! Так держи! Так держи. И будь готов остановить ее!
Он снова умчался с кормы, сзывая людей к бизань-брасам. И люди появились – некоторые из его вахты, другие из вахты второго помощника, выдернутые из сна – без курток, без шапок, без сапог, люди с искаженными страхом лицами, но на этот раз готовые броситься выполнять приказания человека, который умел и мог спасти их жалкие жизни от жалкой смерти. Да, и я заметил среди них кока с нежными ручками и парусника Ятсуду, натягивавшего канат одной, непарализованной рукой. Это означало: «Все наверх для спасения судна» – и все они это знали. Даже Сёндри Байерс, который по своей глупости очутился на баке вместо того, чтобы находиться на юте со своим офицером, не озирался вокруг и не давил себе живот. Он работал сейчас, как двадцатилетний юноша.
Луна снова спряталась, и в темноте «Эльсинора» повернула против ветра на правый галс. В данном случае, когда она шла под одними нижними марселями, это означало, что она лежала на восемь румбов, или, выражаясь обычным языком, под прямым углом к направлению ветра.
Мистер Пайк был великолепен, чудесен. В то самое время, когда «Эльсинора» делала поворот, когда передние реи еще брасопили, в то самое время, когда он наблюдал за движением судна и за штурвалом, в промежутках между приказаниями Тому Спинку «Еще немного! Еще! Еще! Так держать! Держи! Отводи!», он отдавал работавшим на реях людям приказание отпустить паруса. Я думал, что после выполнения поворота через фордевинд мы спасены, но эта постановка всех трех верхних марселей убедила меня в противном.
