Джеймс Купер - Мерседес из Кастилии, или Путешествие в Катай
Вскоре вдали показалась какая-то каравелла с обвисшими парусами; она еле ползла им навстречу и лишь через много часов наконец приблизилась настолько, что Колумб смог ее окликнуть. Выяснилось, что каравелла идет с Ферро, самого крайнего из Канарских островов на юго-западе, поэтому она и подошла так близко к курсу, которого намеревалась держаться эскадра до выхода в неведомый открытый океан.
— Что слышно на Ферро? — спросил Колумб, пока чужая каравелла медленно проплывала мимо «Санта-Марии»; оба судна едва делали одну милю в час. — Есть там что-нибудь новое?
— Если бы я знал, что говорю с доном Христофором Колумбом, тем самым генуэзцем, которому наши государи доверили почетное и важное дело, я бы с охотой рассказал ему обо всем, что видел и слышал! — ответил кормчий встречной каравеллы.
— С вами говорит Христофор Колумб, адмирал их величеств и вице-король всех морей и земель, какие нам суждено открыть, он же генуэзец, как вы заметили, хотя по долгу и по велению сердца — кастилец и верный слуга королевы.
— В таком случае, благородный адмирал, хочу вам сказать: опасайтесь португальцев! Три их каравеллы поджидают вас близ Ферро, намереваясь помешать вашей экспедиции.
— Откуда вы это знаете, друг? Неужели португальцы осмелились выслать против нас свои каравеллы, чтобы силой остановить суда ее высочества Изабеллы Католической? Разве они не знают, что пана римский недавно присвоил нашим государям этот высокий титул за их заслуги в деле изгнания мавров с христианских земель?
— Сеньор, слух об этом дошел до всех островов, только португальцам на все плевать, когда они опасаются за свои барыши. Покидая Ферро, я говорил с матросами и твердо уверен, что португальцев ничто не остановит.
— Что же, они бряцают оружием или утверждают, будто имеют право воспрепятствовать нашему плаванию?
— Нам они ничего толком не говорили, зато весьма настойчиво расспрашивали, нет ли у нас на борту прославленного дона Христофора Колумба, вице-короля всех восточных земель. А что до оружия, то у них на всех каравеллах есть ломбарды note 60 и множество солдат в шлемах и латах, — похоже, они сняли весь свой гарнизон с Азорских островов и теперь там португальцев осталось куда меньше!
— Эти каравеллы держатся близ берегов или в открытом море?
— Большей частью в открытом море, много западнее Ферро. Утром уходят от острова, а к вечеру возвращаются. Поверьте слову старого кормчего, дон Христофор, эти негодяи замышляют недоброе!
Последние слова Колумб понял с трудом, потому что судна разошлись и больше уже ничего нельзя было расслышать.
— Неужели честь Кастилии пала так низко, что собаки-португальцы осмелятся нанести оскорбление флагу нашей королевы? — воскликнул Луис. — Вы в самом деле так полагаете, дон Христофор?
— Я не боюсь насилия с их стороны, хотя они, конечно, могут нас задержать и ограбить, а для меня это сейчас немногим лучше смерти. Гораздо больше я опасаюсь, что под предлогом защиты интересов Жуана Португальского они последуют за нами до берегов Катая и нам придется потом оспаривать у них честь нашего открытия и делиться с ними славой. Надо во что бы то ни стало избежать встречи с ними, а потому мы пойдем прямо на запад, не приближаясь к острову Ферро, если только нас не принудят к этому крайние обстоятельства.
Однако, несмотря на страстное нетерпение адмирала и большинства его спутников, стихии словно сговорились задержать эскадру у Канарских островов. Ветер все слабел и наконец совсем утих. Пришлось подобрать обвисшие паруса, и три каравеллы лениво закачались на плавных волнах, то поднимаясь, то опускаясь, как три гигантских зверя, беспечно дремлющих под лучами жаркого солнца.
Многие матросы тайком молились и давали обеты всем святым, прося ниспослать им попутный ветер. На мгновение показалось, что провидение вняло их мольбам. Подул легкий ветерок, и на каравеллах тотчас распустили паруса в тщетной надежде двинуться дальше, но за надеждой, как это часто бывает, последовало разочарование. Наконец все смирились со своей судьбой: эскадра попала в полосу мертвого штиля. Лишь в сумерках снова поднялся слабый ветер, и несколько часов вода с журчанием струилась вдоль бортов, но скорость каравелл была так мала, что они почти не слушались руля. В полночь и это едва заметное продвижение прекратилось; суда только мерно покачивались на мертвой зыби, набегавшей откуда-то с запада из необозримой океанской дали, где свирепствовали буря и ветры.
Когда занялся рассвет, Колумб увидел, что они все еще находятся между Гомерой и островом Тенерифе, величественный пик которого отбрасывал на воду длинную заостренную тень, постепенно бледневшую к вершине и сливавшуюся с холодной лазурью океана. Опасаясь, как бы португальцы не выслали на розыски шлюпки или легкие весельные фелюги, Колумб предусмотрительно приказал убрать паруса, чтобы, по возможности, скрыть свое присутствие от вражеских глаз. Наступило уже 7 сентября; с тех пор как экспедиция покинула Испанию, прошло пять недель.
Опыт показывает, что при штиле в открытом море остается только запастись терпением. Колумб был достаточно бывалым мореплавателем, чтобы усвоить эту истину, поэтому, приказав из предосторожности убрать паруса, он вместе с капитанами и кормчими других каравелл занялся вычислениями, чтобы проложить самый выгодный и безопасный курс плавания. Немногочисленные инструменты, которыми пользовались моряки той эпохи, были вынесены наверх, осмотрены, сверены и оставлены у всех на виду: они должны были внушить матросам еще больше уважения к своим начальникам, а главное — веру в их знания.
Сам Колумб уже завоевал всеобщее признание как опытный мореплаватель, доказав на подходе к Канарским островам, что умеет определяться гораздо точнее остальных кормчих. И теперь, когда он начал сверять свои компасы и другие приборы, заменявшие в те времена секстан, матросы следили за каждым его движением, одни — с восхищением, другие — с тайной завистью. Некоторые выражали свое умение вслух, говоря, что Колумб может вести каравеллы куда угодно и всюду отыщет дорогу, но были и такие, кто исподтишка ко всему придирались, высказывая суеверный страх и подозрительность, столь свойственные невеждам.
Луис никогда не мог постичь всей премудрости мореплавания: учение для его дворянской головы было своего рода подвигом, который не соответствовал ни его вкусам, ни желаниям. Однако он был вовсе не глуп и обладал вполне достаточными для рыцаря своего времени познаниями, выделявшими его из числа молодых придворных. К счастью, он полностью доверял опыту Колумба и был лишен честолюбия, поэтому в лице юного графа адмирал имел самого исполнительного и преданного спутника.
