Джек Лондон - Морской волк. Бог его отцов
Я отогнал маленькое стадо, в котором теперь оставалось около двенадцати голов, ярдов на сто дальше. К тому времени, как Мод присоединилась ко мне, я перебил всех котиков и уже начал сдирать с них шкуры. Час спустя мы гордо возвращались по дорожке между гаремами. И дважды еще мы проходили по этой дорожке, нагруженные шкурами, пока я не решил, что нам достаточно для крыши. Я поднял парус и вывел лодку из бухты.
— Мы словно домой приехали, — сказала Мод, когда лодка врезалась в берег.
Ее слова взволновали меня своей милой интимностью, и я сказал:
— Мне кажется, что я всегда жил такой жизнью. Мир книг и книжных людей представляется мне смутно, скорее как сон, чем как действительность. Как будто я всю жизнь только охотился и дрался. И вы тоже представляетесь мне частью этой жизни. Вы… — я чуть не сказал «моя жена, моя подруга», но быстро изменил конец фразы: — вы отлично переносите все трудности.
Но ее тонкий слух уловил фальшь в моем голосе. Она догадалась, что я не то хотел сказать, и быстро взглянула на меня.
— Вы хотели сказать что-то другое?
— Что вы ведете жизнь дикарки и отлично приспособились к ней, — непринужденно произнес я.
— О! — ответила она, и я мог бы поклясться, что в ее голосе звучало разочарование.
Слова «моя жена, моя подруга» весь этот день и еще много дней не выходили у меня из головы. Но никогда они не звучали громче, чем в этот вечер, когда я наблюдал, как она снимала мох с углей, раздувала огонь и готовила ужин.
Глава XXXI
— Она будет попахивать, — сказал я, — но зато не будет выпускать тепла и защитит нас от дождя и снега.
Мы любовались законченной крышей из котиковых шкур.
— Она неказиста, но своей цели послужит, а это главное, — продолжал я, надеясь услышать похвалу Мод.
Она захлопала в ладоши и объявила, что крыша ей чрезвычайно нравится.
— Но внутри совсем темно, — добавила она через секунду, и плечи ее невольно вздрогнули.
— Вы могли напомнить об окне, когда стены еще не были завершены, — сказал я. — Хижина строилась для вас, и вы должны были подумать об окне.
— Но ведь вы знаете, что как раз самое необходимое я всегда забываю, — засмеялась она. — А кроме того, вы можете в любое время пробить в стене дыру.
— Совершенно верно. Об этом я не подумал, — ответил я, глубокомысленно качая головой. — А подумали вы о том, чтобы заказать стекла? Позвоните по телефону и скажите, какой сорт и размер вам нужен.
— То есть… — начала она.
— То есть окон не будет.
Темно и неприглядно было в этой хижине, которая в цивилизованном мире годилась бы лишь для свиного хлева. Но для нас, скитавшихся по морю в открытой лодке, она была уютным уголком. Вслед за устройством освещения при помощи котикового жира и скрученного из пакли фитиля пришел черед для заготовки впрок мяса и постройки второй хижины. Теперь это не представляло трудностей. Мы выезжали с утра и возвращались к полудню с котиками. Затем, пока я трудился над постройкой хижины, Мод топила жир и коптила мясо. Она нарезала мясо тонкими ломтиками, и над огнем оно отлично прокапчивалось.
Сооружать вторую хижину было легче, так как я пристроил ее к первой, и понадобилось возвести только три стены. Но все-таки это была тяжелая работа. Мы с Мод трудились весь день, не щадя сил, и когда наступала ночь, в изнеможении валились на постели, забываясь тяжелым сном. И все же Мод говорила, что никогда не чувствовала себя здоровее и сильнее. О себе я мог сказать то же самое. Но она была так хрупка, что я постоянно недоумевал, откуда вообще у нее берутся силы.
— Подумайте о долгом зимнем отдыхе, — отвечала она всегда, когда я просил ее не переутомляться. — Мы будем изнывать от недостатка работы.
В тот вечер, когда была закончена крыша моей хижины, мы отпраздновали у меня новоселье. Три дня бушевал шторм. Он начался с юго-востока, но потом повернул и дул теперь с северо-запада прямо на нас. У берегов внешней бухты грохотал прибой, и даже в нашем внутреннем маленьком порту ходили внушительные волны. Скалистый хребет острова не защищал нас от ветра, который так свистел и ревел вокруг нашей хижины, что я боялся за целость стен. Крыша из шкур, натянутая, как мне казалось, достаточно туго, ходила вверх и вниз при каждом порыве ветра. В стенах открылись бесчисленные щели, недостаточно плотно законопаченные мхом. Но в хижине весело горел котиковый жир, и нам было тепло и уютно.
Мы приятно провели вечер. На душе у нас было легко. Мы не только примирились с предстоявшей нам суровой зимой, но и подготовились к ней. Котики могли теперь спокойно отправляться в свое путешествие на юг — нам они больше не были нужны. И бури больше не страшили нас. Нам не только был обеспечен сухой, теплый и укрытый от ветра угол, но мы располагали даже мягкими и вполне удобными матрацами из мха. Их изобрела Мод. Это была первая ночь, которую мне предстояло спать на матраце, и я знал, что буду спать слаще оттого, что он был сделан ее руками.
Собравшись уходить, она повернулась ко мне и, смущенно улыбаясь, сказала:
— Что-то должно случиться. Что-то готовится. Я чувствую это. Что-то приближается сюда, к нам.
— Хорошее или дурное? — спросил я.
Она покачала головой.
— Не знаю, но оно близко.
Она указала на море.
— Это подветренный берег, — рассмеялся я. — И лучше быть на нем, чем приближаться к нему в подобную ночь.
— Вы не боитесь? — спросил я, вставая, чтобы открыть ей дверь.
Она смело посмотрела мне в глаза.
— Вы себя хорошо чувствуете? Вполне хорошо?
— Никогда не чувствовала себя лучше, — ответила она.
Мы поговорили еще немного, и она ушла.
— Спокойной ночи, Мод, — сказал я.
— Спокойной ночи, Гэмфри, — ответила она.
Мы совершенно невольно начали называть друг друга по имени. Это было так же непреднамеренно, как и естественно. В этот миг я готов был обнять ее и привлечь к себе. Будь это в другой обстановке, я так и сделал бы. Но здесь я сдержал себя и остался один в своей маленькой хижине, согретый сознанием, что между мной и Мод возникли какие-то новые нити, которых еще недавно не существовало.
Глава XXXII
Я проснулся, охваченный каким-то странным ощущением. Мне чего-то не хватало в окружавшей меня обстановке. Но это таинственное угнетенное состояние прошло через несколько секунд, когда я убедился, что отсутствующее «нечто» — ветер. Когда я засыпал, нервы у меня были напряжены его постоянными порывами, и поэтому неожиданная тишина так поразила меня.
Это была моя первая за много месяцев ночь под кровлей, и я несколько минут нежился под одеялами — наконец-то не мокрыми от тумана и сырости — и размышлял сначала о впечатлении, произведенном на меня неожиданным затишьем, а потом о радости, которую доставляла мне мысль, что я покоюсь на матраце, сделанном руками Мод. Одевшись и открыв дверь, я услышал шум волн, все еще бившихся о берег и свидетельствовавших о бурной ночи. День был ясный и солнечный. Я изрядно заспался и, выйдя из хижины, ощутил внезапный прилив энергии и готовность наверстать упущенное время.
