Владимир Коваленко - Боевые паруса. На абордаж!
А еще порт – это запах прелого дерева, несвежей воды, рыбы, пота – человеческого по преимуществу, но лошадиного, ослиного и воловьего тоже, сырого железа и поверх всего – дегтя.
Стражники поняли, что Терновник не настроен ни беседовать – что скучно, ни командовать – что хорошо. Зыркает исподлобья, и только. Шагают привычной дорогой, пока глухие стены не размыкаются и в глаза не бьет двойное солнце – то, что в небе, и то, что в реке. Новоиспеченный судья прикрывает лицо ладонью, щурится. Зато – очнулся и готов действовать. Невдалеке слышны голоса, слишком громкие для мирного течения дел.
– Что такое? – Диего очнулся и готов действовать. – Надо глянуть.
– Таможня наживается, – сообщил один из стражников и дернул себя за ухо. – Всегда есть желающие покричать, прежде чем расстаться с деньгами, а у перуанцев всегда есть деньги.
– Да? А как вы определили, что тот корабль – из Перу?[9]
– Просто, сеньор. Это «Энкарнасион», он всегда ходит в Картахену и всегда в одиночку. Видите на мачте бело-голубой вымпел? Герб герцогов Альварес-и-Толедо. У них есть привилегия торговать с Индиями вне ежегодных флотов и вне всяких поборов, кроме «квинто». Родня Колумба – привилегия еще от него досталась. Сохранилась потому, что старший сын открывателя Индий женился на королевской племяннице.
А еще корабль не слишком велик, и в состоянии подняться по Гвадалквивиру. Но…
– Что же там за шум? Нашли контрабанду?
– Поверьте, раз уж корабль не трясли в Кадисе, значит, команда, капитан и судовладелец все лишнее сплавили, пока поднимались вверх по течению.
– А кто тогда недоволен?
– Наверное, из пассажиров кто.
– Подойдем?
– Можно… – протянул стражник. – Хотя, по мне, смотреть, как другие наживаются – не лучшее веселье.
Перуанец оказался всего один, но какой! Лазоревый колет с серебряным шитьем, огромные, ниже колен, штаны того же колера, ярко-красные штиблеты, очевидно, защищающие от превратностей морского путешествия шелковые чулки. Пуговицы на штиблетах серебряные, по двенадцати на каждой стороне.
– … и не кричите, и не машите на меня руками, – привычно выговаривает путешественнику таможенник, – а платите деньги. Меня устроят твердые песо, по весу равные всей мишуре. Ну или спарывайте эту роскошь. Да, и со штиблет тоже. И пряжки на башмаках не забудьте. Тоже серебро, тоже нечеканенное…
И у какого школяра хватит терпения не принять такой вызов?
– Зачем же всю? Согласно закону о «квинто», от любого дохода, полученного в королевских владениях в обеих Америках, налога в казну следует ровно пятая часть. Господа, я Диего де Эспиноса, дежурный алькальд над портом.
Таможенник словно в рыбу превратился: глаза выпучил, ртом воздух хватает. Да и перуанец – не лучше. Лицо стало одного цвета с колетом. Только клинышек бороды и чернеет. Первым в себя пришел все-таки таможенник.
– Дежурный алькальд над портом? Что за новости? Но если и так – шел бы своей дорогой и не мешал работать.
– То есть обирать людей. Королю двадцать процентов, в карман вчетверо больше? Это не по-христиански. Сеньор, бросьте Иуде его сребреники!
Таможенника передернуло. Чего Диего и добивался. Неважно, какая кровь в нем течет, – пары доносов в инквизицию достаточно для открытия дела. А если хоть один из них писан официальным лицом, вроде младшего алькальда, дело завертится наверняка. Да и перуанец может поработать перышком.
– Проходите, – буркнул таможенник перуанцу, – чтоб я вас не видел.
Решил, что тот законнику – родственник или знакомый. Вот за него и порадели.
– Теперь вы обокрали короля. Я не намерен вас арестовывать, но считаю необходимым доложить о вашей неспособности занимать нынешнее место.
– Ты что, хочешь, чтобы я дал денег тебе? – таможенник удивлен. Перуанец у того за спиной оттянул веки пальцами вниз, показывая: «Этот тип опасен, не купись».
– Ничуть. Как я уже говорил, выжать деньги из Таможни может только инквизиция. Тем более взяток я не беру. Впрочем, мое молчание купить нетрудно.
– Как же? – сжал кулак.
– Со мной не заедаться. И не тыкать, кстати. Я в порту надолго. И мне здесь нужен порядок.
Поправил берет с павлиньим пером, махнул стражникам и был таков. Впрочем, скоро его догнал перуанец. И ничего он не смешной. Просто одет, как севильцы двадцать лет назад. Моды до Перу доходят медленно. Знакам экономии путь в страну, из которой исходит серебро мира, уж очень против ветра.
– А вы меня выручили. Право, услышав: «дон Дьего», я малость струхнул.
– Отчего же?
– Ну как же? Написал же наш испанский Гомер, дон Луис де Гонгора-и-Арготе, – перуанец прокашлялся и продекламировал:
«Севильский порт. Таможня. Суматоха.К досмотру все – от шляпы до штиблетТу опись я храню, как амулет:От дона Дьего снова жду подвоха».
Право, я решил, что попал из огня в полымя!
– Ошиблись, выходит?
– И очень этому рад, – настолько, что целует пальцы, словно сообщая об изысканном вкусе нового блюда. – Не возражаете, если я вас угощу? Заодно вы мне подскажете местечко, где прилично готовят.
Не «подскажите», а «подскажете». Даже не приказ – констатация факта. Захотелось нахала одернуть. Напомнить, кто минуту назад смотрел на таможенника, как бычок на тореро. И броситься хочется, и конец известен. Он вообще похож на быка – отчасти – упрямым наклоном головы и красной сеткой в белках усталых глаз, отчасти – мощной короткой шеей. Что ж, зато он хотя бы помнит Гонгору… А то повадились уличные певцы приписывать летрильи[10] умершего поэта живому, да злейшему врагу. Так что дон Диего предпочел проскочившее в речи перуанца хамство не заметить.
– С удовольствием, но после обхода. Насчет готовят – берите любое не слишком дешевое заведение на Сенной улице. То есть такое, куда ходит профессура. Выглядят, как я, но постарше. Ну и – рассчитывайте больше на моих коллег. Я не лучший законник в Севилье, но лучших следует искать среди кастильцев… Сам тоже заскочу и посижу, но у меня вечером занятия по астрономии.
– Так это студенческая шутка? Вы не настоящий алькальд?
Перуанец погас. Кажется, поблагодарить человека для него дело третье. Что ж, таких в Севилье не четверть и не половина. Там, где денег груда, не дружба, а остуда…
– Совершенно настоящий. Бакалавр права. Значит, и магистр искусств. И веду начала астрономии, потому как читать лекции по праву мне еще не скоро. Нужно защитить тезис лиценциата…
– Прекрасно, – перуанец снова доволен, – кстати, меня зовут Гаспар. Гаспар Нуньес, и, клянусь честью, эту фамилию в Андалусии еще запомнят! Значит, Сенная улица?