Александр Чернобровкин - Херсон Византийский
Оставив Алену с сыном, а так же ее отца и мачеху обживать дом, я отправился на шхуне в Каркинитский залив, намериваясь проведать друзей аланов и заодно прикупить у них соли. Часть ее собирался продать в Херсоне, а остальное отвезти весной антам. Я видел, как в прошлом году грузили соль на стоявший на якоре у берега неф. На арбах, запряженных волами, ее подвозили к морю, а оттуда на шлюпках доставляли на судно. Уже начинало холодать, солеварам пора возвращаться домой. Лето было жаркое. Соли наверняка наварили много, всю продать вряд ли успели. Так что цена должна быть низкая.
Едва мы встали на якорь, как на берегу появились аланы, десятка полтора. Судно незнакомое им, поэтому на всякий случай подготовились к содержательному разговору. Каково же было их удивление, когда увидели в подплывающей шлюпке меня. Самый молодой алан сразу был пересажен вторым на другого коня, а своего предоставил мне. Давно я не скакал верхом. Даже не испугала мысль, что завтра с трудом буду передвигать натертые ноги. Э-эх! И мы помчались по степи.
У Гоара улыбка была до ушей. Мне показалось, он поправился за год, что мы не виделись. Обнялись, похлопали друг друга по плечу. Я вручил подарки: ему палаш с рукояткой из слоновой кости, женам цветные тряпки и немного перца, детям сушеный инжир и финики. Инжир они пробовали впервые, но уже без страха. Два бурдюка вина предназначались для всех, кто будет приглашен на праздничный ужин. Стойбище сразу забурлило. Мужчины подходили поздороваться со мной, женщины – поглядеть на подарки, дети – просто поглазеть. Я чувствовал себя городским родственником, приехавшим погостить в деревню.
– У тебя стало больше юрт или мне показалось? – спросил я Гоара, когда мы в его юрте ждали, пока женщины сварят мясо.
Я приехал в полдень, а аланы не обедают, только завтракают и ужинают.
– Ты не ошибся, – ответил Гоар. – Ко мне пристали несколько семей. На их роды напали тюрки (он говорил «тюрк»). Те, кто остался в живых, ушли в Согдею (позже будет называться Судаком) или ко мне.
– Ничего удивительного, – толкнул я его локтем в бок. – Ты ведь – победитель гуннов!
Гоар смутился.
– Мы их вместе победили, – молвил он.
– Мне эта победа ничего не добавит, – произнес я. – Пусть она будет твоей.
Гоару понравились мои слова, но он сразу перевел разговор на более интересную тему:
– Тот род гуннов кочует на прежнем месте.
– К ним кто-нибудь присоединился? – спросил я.
– Нет, – ответил он. – У них пока мало воинов.
– Давай наведаемся к ним еще раз и перебьем их, чтобы они через несколько лет, набравшись сил, не прискакали к тебе, – произнес я то, что он хотел услышать.
– Если бы ты не приехал, мы бы напали на них недели через две, когда разъедутся солевары, – сообщил Гоар.
– Мне тоже надо время, чтобы купить соль, погрузить на шхуну, отвезти, выгрузить и вернуться. Думаю, уложусь за две недели, – сказал я и спросил шутливо: – Надеюсь, у тебя найдутся пять лошадей для меня и моих людей?
Встречу мы отметили так, что я проснулся только к следующему полудню. Мне дали коня и проводили к солеварам. Как я и предполагал, предложение намного превышало спрос. Точнее, спроса вообще не было. Белую соль предлагали по той же цене, что и серую. Всё равно придется бросить ее здесь до весны. Шансов, что она к тому времени не исчезнет, никаких. Я нанял весь гужевой транспорт, который имелся на промыслах, и аланы выделили несколько вьючных коней. В итоге за четыре дня шхуна была нагружена даже чуть ниже ватерлинии. С попутным ветром менее чем за сутки добрались до Херсона. Еще трое суток заняла выгрузка, продажа белой соли и перевозка остальной в мой новый дом, где заполнили ею почти все складские помещения. Теперь было с чем плыть весной в городище антов.
Алене сказал, что сделаю еще один рейс за солью. Моя команда видела, как разъезжалась на зиму большая часть солеваров, поэтому поглядывала на меня с вопросом. Геродор, Агафон и Пифодот за навигацию хорошо наварились на перепродаже товаров, купленных на долю от выкупа, и хотели отдохнуть у домашних очагов. Но и портить со мной отношения не собирались. У других купцов они столько зарабатывали навигаций за десять. Гунимунд и Хисарн получили еще больше и улучшили свои жилищные условия, пока я ждал получения гражданства. Первый оставил свой маленький домишко старшему, женатому, сыну, а сам с женой и остальными детьми перебрался в новый, побольше, но не такой, конечно, дорогой, как мой. Хисарн купил дом по соседству с ним. Он четвертый сын из одиннадцати детей, так что оставаться в готской деревне ему не было смысла. Да и желания. Я отпустил тогда Хисарна на неделю, и он перевез в Херсон свою жену и двоих маленьких детей. Готы не удивились, когда я сказал, чтобы не забыли захватить в рейс доспехи и копья. Сам я тоже решил испробовать седло с высокой задней лукой, рыцарское, которое изготовили по моему заказу. На «плоских» седлах кочевников я чувствовал себя не очень уверенно, опасался слететь с него при сильном ударе.
Аланы уже ждали нас. Гоар собрал в поход почти всех своих воинов, около сотни. Наверное, чтобы и они почувствовали вкус победы над гуннами. Это как стаффордширскому терьеру надо один раз победить – и он будет без страха бросаться в бой на любую собаку. Аланов позабавило мое седло, но насмехаться в открытую никто не стал. Я ведь не кочевник и к тому же командир похода. На сходке утвердили, что мне принадлежит десятая часть добычи, Гоару – пять долей, остальным – по одной. Их экипажа со мной пойдут Гунимунд, Хисарн, Скилур и Палак. Греки и молодые росы оставались на шхуне, стоящей на якоре, ловить и солить рыбу. Для этого я прикупил еще две сети и три десятка бочек.
33
Всю ночь шел дождь. Я промок до нитки и замерз, хотя укрывался шерстяным одеялом, взятым в поход. Поспать так и не смог. Несколько раз вырубался на пару минут и сразу просыпался. Лежать на мокрой попоне надоело. Я встал и размялся – поприседал, помахал руками, подрыгал ногами. Потом размазал капли дождя на лице – типа умылся. Достал из седельной сумки серебряную флягу, сделал несколько глотков. Кислое вино покатилось колючими шариками в желудок.
Гоар тоже встал. Он, вроде бы, поспал, я даже слышал его сопение. Он достал из ножен подаренный мною палаш и, что-то тихо бормоча, коснулся рукоятью лба, и груди. Наверное, молился своим богам. Я не интересовался, в кого он верит. Алан тоже не задавал мне таких вопросов.
Я протянул ему флягу.
– Скоро начнет светать, – сказал Гоар, отпив несколько глотков.
– Пусть еще поспят, – разрешил я.
– Лучше напасть, пока идет дождь. Мокрая тетива слабее натягивается, – сообщил алан.
