Пётр Губанов - Пробуждение
— И пользы от тебя никакой! — сказал один из матросов, продолжая теснить отца Иннокентия к сходне.
Во власти командира было оставить священника на крейсере или отправить на берег. Прапорщик колебался недолго. «Действительно, пользы от него никакой, — подумал он. — Пусть лучше на берегу поклоняется Бахусу».
Теперь оставалось только пополнить запасы угля, чтобы отправиться в плавание.
«Во Владивосток! На родину!» — было у каждого на уме.
Крейсер «Печенга» перешел в Коунлундскую гавань. Там находились британские угольные склады.
Слишком ничтожную плату потребовал адмирал Ноэль взамен угля и за свободный выход в плавание на родину. Щедрость старшего морского начальника показалась подозрительной.
Яхонтов и Авилов спустились в машинное отделение, к Сурину. Нужно было с ним посоветоваться по этому поводу.
— Чем могу быть полезным? — встретил их недавний младший механик, в чьем ведении теперь находились и машинное, и котельное отделения.
— Британский адмирал Ноэль разрешил принять уголь и дает «добро» на выход для следования во Владивосток, — с радостью в голосе произнес Яхонтов.
— И… никаких условий? — удивился Сурин.
— Одно маленькое условие: отпустить на волю офицеров. И мы их уже высадили на берег. Таким образом, выполнили условие адмирала Ноэля.
— Странно, — задумчиво произнес машинный прапорщик. — Крейсер «Печенга» до зарезу нужен им на Мурмане. Почему они так легко отказались иметь прекрасный посыльный корабль на своих северных коммуникациях? Не-по-нятно!
29Корабельные сходни гнулись и повизгивали под тяжестью нескольких сот матросов, проносивших на плечах мешки с углем. На запудренных угольной пылью матросских лицах поблескивали одни лишь белки глаз да зубы. Не матросы, а негры из знойной Африки!
Через палубные горловины уголь ссыпали в трюмы. Над крейсером висела пелена черной пыли.
Яхонтов стоял на ходовом мостике и молча наблюдал за погрузкой. Команда трудилась с невиданным рвением. Ему захотелось надеть на себя полотняную робу и вместе с матросами носить тяжелые мешки с углем. Чтобы плечи трещали от тяжести! Чтоб горячий пот освежал лицо!
«Наверно, одни русские умеют так трудиться!» — подумал прапорщик.
Было нечто самозабвенное в матросском усердии.
К вечеру все угольные ямы и трюмы были наполнены. Уголь начали высыпать в пустовавшие выгородки и машинные коридоры.
Англичане угля не жалели. Отчего же не воспользоваться их добротой? Запасались на совесть.
Еще засветло Яхонтов отправил радиограмму старшему морскому начальнику:
«Закончил погрузку угля, прошу разрешения выйти в море».
Всю ночь в британском морском штабе молчали. Ни на вторую, ни на третью радиограммы прапорщик не получил ответа.
Утром оттуда сообщили:
«Получено штормовое предупреждение, выход в море не разрешаю. Старший морской начальник адмирал Ноэль».
— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! — пробурчал Авилов, всю ночь находившийся на мостике рядом с командиром.
Небо над сопками висело чистое, ясное, голубое. Небо начала гонконгского лета. В теплом воздухе не чувствовалось даже слабого ветерка. И ничто не предвещало шторма.
Двое суток команда «Печенги» томилась в бездействии, ожидая разрешения на выход в море.
На решительный запрос покинуть Гонконг пришла наконец радиограмма из британского морского штаба:
«На союзных коммерческих судах обнаружена холера. Команде «Печенги» срочно высадиться на берег для прохождения карантина».
— Что за чертовщина?! — удивился Яхонтов.
Ни на одном из судов, находившихся поблизости, не висел желтый флаг — сигнал начавшейся эпидемии. Судовой комитет собрался на ходовом мостике.
— Похоже, нас собираются одурачить, — задумчиво произнес Авилов.
— Но для чего все это понадобилось адмиралу Ноэлю? — недоумевал Яхонтов.
— Ясно одно: все это неспроста, — посуровел Авилов. — В британском штабе затевают что-то. Поэтому покидать крейсер нельзя!
— Предлагаешь не подчиниться приказу старшего морского начальника? — спросил Крылов.
— Да, предлагаю не подчиниться приказу британского адмирала и следовать во Владивосток, — ответил Авилов. — «Печенга» — революционный корабль, поэтому приказы союзного командования нам не указ.
— Но мы принадлежим флоту России, а это значит… — начал командир корабля.
— Да, но всякая связь с Владивостоком прервана, — перебил прапорщик Крылов. — Шифры и коды унес Остен-Сакен. Прошляпили мы…
— К сожалению, — согласился с ним Яхонтов.
— Стоять возле пирса становится опасно, — стал излагать свои соображения Шумилин. — Как только адмирал Ноэль поймет, что мы не собираемся выполнить его требования, он пошлет морскую полицию на «Печенгу».
— Нас силой выдворят в карантин, — подхватил Авилов. — Поэтому, не теряя времени, надо выходить в море.
— Не получив разрешения? — продолжал упорствовать выборный командир.
— Да.
Пока судовой комитет решал, что делать, поступило повторное приказание старшего морского начальника очистить крейсер. И тогда приняли решение не подчиняться приказу союзного адмирала, а следовать во Владивосток.
Не теряя времени, начали разводить пары. Сыграли «Аврал». Успели лишь отдать швартовы, как на причале появился отряд английских пехотинцев.
Крейсер «Печенга» вышел из Коунлундской гавани и взял курс на выход из Гонконгской бухты.
На родину! Во Владивосток!
Командир первым увидел у входа на внешний рейд английский брандвахтенный корабль. Это был крейсер «Суффолк». Две подводные лодки несли дозорную службу от него неподалеку.
«Застопорить ход!» — засигналил брандвахтенный корабль.
Крейсер «Печенга», не сбавляя скорости, продолжал идти прежним курсом.
«Стать на якорь! — поступил второй предупредительный семафор с «Суффолка». — В противном случае будете атакованы торпедами!»
Это была не пустая угроза. Торпедные аппараты на брандвахтенном крейсере медленно повернулись в сторону приближающегося корабля. Подводные лодки легли на встречный курс «Печенги», готовые поддержать «Суффолк» своими торпедами и огнем скорострельных пушек.
Яхонтов заколебался. От решения командира теперь зависело все. На фок-мачте «Суффолка» взвился еще один флажный сигнал. Вот-вот раздастся торпедный залп, и ничто уже не спасет несколько сотен человеческих жизней.
— Застопорить ход, — крикнул прапорщик в переговорную трубу.
— Есть застопорить ход! — прозвучал из машинного отделения недовольный голос Сурина.