Ян Мак-Гвайр - Последний кит. В северных водах
По ночам он принимает опиум и гуляет по городу, пока не устает настолько, чтобы можно было заснуть. Однажды вечером, когда он, прихрамывая, ковыляет по Флит-стрит, а потом проходит мимо бара «Темпл» и Королевского судного двора, постукивая тросточкой на ходу, он с невероятным изумлением видит, что прямо навстречу ему идет Корбин. На нем красная униформа, украшенная полученными им медалями за прошлую кампанию; угольно-черные сапоги начищены до зеркального блеска, и он о чем-то беседует с другим, младшим по возрасту и званию, офицером с усиками и одетым ему под стать. Оба курят манильские сигары и смеются. Самнер застывает на месте в тени декорированного зубцами дверного пролета и ждет, пока они не поравняются с ним. Стоя в ожидании, он вспоминает поведение Корбина во время военного трибунала – небрежное и беззаботное, естественное, как будто даже когда он лгал, правда оставалась его собственностью, которую он мог даровать кому-либо исключительно по собственному усмотрению. Вспоминая эту сцену, Самнер чувствует, как в груди у него зарождается лавина гнева: мышцы на ногах и горле напрягаются; его начинает бить крупная дрожь. Два офицера подходят ближе, и на какое-то ужасное мгновение ему вдруг кажется, что он лишился плоти и превратился в существо высшего порядка, словно тело его вдруг становится слишком маленьким и уязвимым, чтобы вместить и сдержать распирающие его гневные мысли. Когда они проходят мимо, смеясь и покуривая свои сигары, Самнер выходит из дверного проема. Он похлопывает Корбина по эполету с медными украшениями и, когда тот поворачивается, чтобы взглянуть, кто это, наносит ему сокрушительный удар в лицо. Корбин валится на землю, как подкошенный. Офицер помоложе роняет сигару на землю и во все глаза смотрит на него.
– Какого черта? – восклицает он. – Какого?
Самнер не отвечает. Он смотрит на человека, которого только что ударил, и со внезапным озарением вдруг понимает, что это – не Корбин. Да, кое-какое внешнее сходство, безусловно, имеется – оба примерно одного роста и возраста, но во всем остальном они ничуть не похожи друг на друга – волосы, бакенбарды, форма и черты лица – даже военная форма и та совсем другая. Ярость Самнера тут же утихает, он приходит в себя, возвращается в собственное тело, к глубоким унижениям реальности.
– Я принял вас за другого, – говорит он мужчине. – За Корбина.
– И кто, будь он проклят, этот Корбин?
– Полковой хирург.
– Какого полка?
– Королевские уланы.
Офицер качает головой.
– Следовало бы сдать вас констеблю и отправить под суд, – говорит он. – Богом клянусь, именно так я и должен был поступить.
Самнер пытается помочь ему, но мужчина отталкивает его. Прикоснувшись к своей щеке, он кривится от боли, а потом окидывает Самнера внимательным взглядом. Щека уже покраснела, но крови нет.
– Кто вы такой? – спрашивает он. – Ваше лицо мне знакомо.
– Я – никто, – отвечает ему Самнер.
– Кто вы такой? – повторяет тот свой вопрос. – И не вздумайте лгать мне.
– Я – никто, – вновь отвечает Самнер. – Пустое место.
Офицер согласно кивает.
– В таком случае подойдите сюда, – говорит он.
Самнер делает шаг, оказываясь к нему вплотную. Мужчина кладет руку ему на плечо. От него пахнет портвейном и фиксатуаром для волос.
– Если вы действительно никто, – говорит он, – то, думаю, не станете так уж сильно возражать против этого.
Офицер резким движением ударяет его коленом в пах. Боль рикошетом разлетается по животу Самнера и проникает ему в грудь и лицо. Он падает на колени на влажный тротуар, прижимая руки к низу живота и постанывая.
Тот человек, которого он полагал Корбином, но который им не является, наклоняется и едва слышно и нежно шепчет ему на ухо.
– «Гастингса» больше нет, – говорит он. – Затонул. Раздавлен айсбергом на мелкие кусочки, и все эти засранцы у него на борту, все без исключения, утонули. Можешь не сомневаться.
На следующий день они находят опрокинутую китобойную шлюпку, а еще немного погодя – растянувшийся на полмили шлейф из пустых бочонков для ворвани и обломков дерева. Они медленно делают несколько кругов, поднимая обломки, внимательно осматривая их и обсуждая, после чего беспомощно бросают их обратно в воду. В кои-то веки Кэвендиш бледен и молчалив, и его обычное бахвальство и самоуверенность куда-то деваются под тяжестью обрушившейся на них и совершенно неожиданной катастрофы. Он осматривает ближайшие ледовые поля в подзорную трубу, но не замечает никого и ничего. Старпом сплевывает, изрыгает проклятия и отворачивается. Самнер, даже окутанный меланхолическим зеленым туманом полузабытья, вызванным болезнью, понимает, что их единственная надежда на спасение пошла прахом. Кое-кто из моряков плачет, еще несколько пытаются неуклюже молиться. Отто сверяется с картами, после чего берет показания секстана.
– Мы уже миновали мыс Хей[71], – кричит он Кэвендишу через разделяющее их пространство воды. – Еще до наступления ночи мы можем достичь Пондз-бэя. Когда мы доберемся туда, то, с Божьей помощью, встретим там другое судно.
– А если не наткнемся, придется зимовать здесь, – говорит Кэвендиш. – Это уже бывало раньше.
Дракс, прикованный цепями к самой последней гребной банке и оказавшийся, таким образом, ближе всех к Кэвендишу, который сидит на руле, презрительно фыркает.
– Этого не бывало раньше, – говорит он, – потому что это нельзя сделать. Во всяком случае, без корабля, в котором можно было бы укрыться, и запасов провизии, в десять раз больше наших.
– Мы найдем корабль, – упрямо повторяет Кэвендиш. – А если не найдем, то будем зимовать. Как бы ни повернулось дело, но все мы проживем достаточно долго, чтобы увидеть, как тебя повесят в Англии, можешь быть уверен.
– Я бы с радостью предпочел, чтобы меня повесили, вместо того, чтобы умереть от голода или холода.
– Утопить бы тебя, ублюдок, чтобы ты не цеплялся к словам. Заодно и одним ртом, который нужно кормить, стало бы меньше.
– Если попробуешь провернуть этот фокус, то тебе очень не понравятся мои последние слова, – отвечает Дракс. – Хотя тут есть и другие, которым они могут показаться очень даже интересными.
Кэвендиш несколько мгновений молча смотрит на него, затем подается вперед, берет его за грудки, притягивает к себе и отвечает яростным шепотом.
– У тебя ничего нет на меня, Генри, – говорит он. – Так что можешь даже не надеяться.
– Я ведь не давлю на тебя, Майкл, – преспокойно сообщает ему Дракс. – Я всего лишь напоминаю. Это время может никогда и не наступить, но если оно все-таки придет, тебе стоит быть наготове, только и всего.
