Бьёрн Ларссон - Долговязый Джон Сильвер: Правдивая и захватывающая повесть о моём вольном житье-бытье как джентльмена удачи и врага человечества
Я взял палку и легонько стукнул сидевшего передо мной Деваля по плечу.
— Только представь себе, Деваль, — сказал я. — Ещё бы чуть-чуть, и меня поминай как звали! Впрочем, не будем о грустном. Чудесный день, правда, Деваль? Лучшего и пожелать нельзя!
В ответ он, не оборачиваясь, пробормотал что-то нечленораздельное. Он не решался встретиться со мной взглядом. Боялся, что я догадаюсь, отчего на самом деле разнесло в куски мою ногу.
— Мы взяли хороший приз и много рому, — весёлым тоном продолжал я. — Чего ещё надо для счастья искателю приключений? Женщин? Возможно. Но золото и ром легче разделить. Между нами, мальчиками, говоря…
Меня поддержал одобрительный шум. Команда была возбуждена и предвкушала удовольствие. Наконец-то ребята дорвутся до того, что они считают настоящей жизнью. Ведь на суше никто не заикался о дисциплине. Всем хотелось покуражиться, и даже Флинт ничего не мог с этим поделать. Самое время было показать, что они имеют право жить не хуже других. Каждый раз повторялась та же безотрадная история. Ром и гомон, ром и гам, ром и гвалт, ром и хмель, хмель и базар, хмель и азартные игры, хмель и рукопашная… в общем, кутерьма без отдыху и сроку.
Я перевёл взгляд на шлюпку Флинта, которая опередила нас примерно на кабельтов. Капитан в своей большой алой шляпе выкрикивал приказы с кормы. Для командования плавучим средством, будь то фрегат или вельбот, у Флинта был только голос. Его лужёная глотка звучала, как туманный горн. Заложницу он, однако же, оставил на «Морже». Значит, собирается ещё пару дней приберечь её для себя. Я поискал глазами лекаря. Ага, он тоже там. На второй банке от Флинта торчала его напоминавшая ощипанную индейку плешивая макушка.
Честно признаться, я никогда не понимал наших врачей, а уж дока с «Моржа» тем паче. Что заставляло их спасать жизнь людям вроде нас, если сами мы, по сути дела, ни в грош её не ставили да ещё испытывали к докторам непреодолимое отвращение? В жизни не встречал моряка, который бы жаловал лекарей. Жить в крови — чего ради? Набожностью они, во всяком случае, не отличались, да и добрыми самаритянами их не назовёшь. Тогда зачем? Я не мог этого уразуметь прежде, не могу и теперь, А они, между прочим, чаще всего были люди образованные. На «Морже» лекарь был вторым человеком после меня, который прочёл хоть одну настоящую книгу. Я хочу сказать — кроме Библии. Не то чтобы это пошло ему на пользу, больно угрюмый он был человек. Но сегодня у него хотя бы будет возможность отработать свою долю добычи. Да и мою жизнь он, как-никак, спас. Может, я даже для разнообразия выражу ему благодарность.
Мы прошли пол морской мили вдоль острова, прежде чем добрались до северо-восточного мыса, на южной оконечности которого и вытащили лодки. Мы уже не впервой высаживались тут. На берегу ещё виднелись остатки наших прежних костров. И, конечно, бутылки из-под рома. Белый песок искрился, как алмазы, расколотые на тысячи частиц этими дуралеями с «Кассандры», которым приспичило поделить камни поровну. Широкие кроны пальм отбрасывали на песок чёрные звёздчатые тени, трепетавшие, когда ветер колыхал листву. Время от времени сверху пушечным ядром летел кокосовый орех. В прошлый раз орех попал одному из матросов по голове, отчего тот, ко всеобщему восхищению, скончался на месте. Никто не подозревал, что можно взять и помереть от такой причины. Зато теперь все садились подальше от пальмовых стволов. Подобная смерть более никому не казалась забавной.
Мыс этот был выбран отнюдь не случайно. Флинт проявлял завидную осторожность, если опасности подвергалась его собственная шкура, — по крайней мере, до последнего года жизни, пока окончательно не спятил. Он давным-давно оценил преимущества здешнего места. Мыс узким длинным перстом выдавался в море, причём посередине его шёл хребет, локтей на двести приподнятый над остальной сушей. С хребта открывался хороший обзор моря как с северной, так и с южной стороны, и можно было заметить любое направлявшееся к острову судно. Кроме того, проход через рифы занимал столько времени, что мы в любом случае успели бы попасть на борт «Моржа» и приготовиться к бою. Конечно, если б не были мертвецки пьяны.
Сразу после высадки несколько человек пробили дыру в бочке с ромом. У других, видимо, горело меньше. Они повалились на песок и, опустив голову на руки, лежали неподвижно, словно преставившиеся. Я скакал между ними на одной ноге и молол языком, оправдывая репутацию своего в доску, которым я в случае необходимости мог быть. Моё благостное расположение духа призвано было напоминать всем и каждому о том, какой добряк этот Долговязый Сильвер, а также подсказывать им, что он ничего не делает без причины.
Кое-кто принялся громогласно хвастать своими подвигами, как будто вытьё с волками по-волчьи красит человека. Морган, который навряд ли умел считать дальше шести, вытащил кости и принялся соблазнять ребят сыграть на их долю добычи. Такая уж была натура у этого Моргана. Он рисковал жизнью ради того, чтобы потом играть в кости. Однажды я предложил ему поставить на кон не добычу, а наши жизни. Игра точно пойдёт споро, убеждал я. Но Морган не понял моей шутки.
Пью, по обыкновению, рыскал вокруг, ища ссоры то с одним, то с другим, хотя сегодня его препирательства были особенно бестолковы. Чёрный Пёс обхаживал новичков. Первого из тех, кого перестанут держать ноги, он привык утаскивать с собой в кусты. Одному Богу известно, какое он с этого получал удовольствие. Флинт, как всегда и как ему было положено, чтобы соответствовать ходившим о нём слухам, сидел с единоличным бочонком рома. К ночи капитан его непременно вылакает. По части выпивки Флинта было не переплюнуть никому. Когда все уже отваливались, он продолжал сидеть, не сводя блестящих глаз с костра. Чем больше Флинт пил, тем меньше его становилось слышно. Под конец он вовсе умолкал, по-прежнему глядя в огонь. И хотите верьте, хотите нет, однако в такие вечера я видел, что он роняет слёзы, причём отнюдь не крокодиловы. О чём? — однажды поинтересовался я.
— Обо всех прекрасных моряках, которых уже нет на свете, — грустно ответил он и тут же прибавил: — Ни о чём.
— Но мы с вами живы-здоровы, — возразил я, дабы подбодрить капитана.
— Какая мне с того радость? — не поднимая взгляда, отозвался Флинт.
Пожалуй, тогда я в первый и последний раз не понял его. Чёрт его знает, понимал ли он себя сам…
В тот вечер Флинт, как я заметил, не особо налегал на ром. Я догадывался, чего он ждёт, но предпочитал не торопиться. Сначала пускай подадут еду. Еда прибыла с наступлением сумерек, когда Джоуб, Джонни и Дирк притащили двух коз, которых им удалось подстрелить перед самым закатом. Ребята пришли в страшное волнение, сопровождавшееся криками «ура» и всем, что положено в таких случаях. Меня это даже устраивало, поскольку всеобщее возбуждение придавало дополнительную остроту тому, что я задумал. Так и запишите.
