Александр Белый - Славия. Паруса над океаном
Сразу было видно, что это не негроиды. Сначала подумал, что бушмены, но те жили небольшими родами в более жарких местах, человек по десять – пятнадцать, ходили фактически голыми, как и встреченные дикари. Не считать же одеждой набедренную повязку, которая едва прикрывает причинное место, и ремешок с подвешенной страусиной косточкой на шее, обозначающей ранг охотника. Впрочем, как потом выяснилось, они имели одежду и потеплей: два зимних месяца кутались в звериные шкуры, чаще сидели в своих тростниковых халабудах и вели малоподвижный образ жизни.
На самом деле оказалось, что это родственное бушменам племя готтентотов.
Когда-то в той жизни, будучи по делам в Александер-Бее, спрятались с моим менеджером Дирком ван Бастеном на полчасика под кондиционером местного бара. Там-то и увидел подобные физиономии – веселая компания что-то шумно отмечала.
– Кто это? – спросил у Дирка.
– Готтентоты[34], – ответил он, отпил холодного пива и продолжил: – Они названы так, потому что во время разговора пощелкивают, произнося согласные, и вроде как заикаются. Но так говорить о них не надо, слово «заика» на их сленге имеет пренебрежительный и ругательный смысл. Так что драться полезут обязательно, а могут и прирезать. Сами себя они называют «койкоины» или «нама».
Хочешь не хочешь, а за годы пребывания в ЮАР, в которой одних официальных государственных языков больше десятка, историей интересоваться приходилось. Вот и о готтентотах мне было известно, что они постоянно подвергались гонениям европейцев. На заре колонизации юга Африки сначала голландцы в XVII веке с помощью аркебуз и мушкетонов прогнали их с плодородных земель в самый засушливый район страны под названием Карру, но готтентоты и там смогли найти места, более-менее приемлемые для жизни. Затем в XIX веке их обнаружили англичане и погнали дальше, в Намибию, под Германский протекторат. Но и эти земли, на которые пришли «заики», в ХХ веке понравились немецким колонизаторам, и окровавленными штыками солдат племя было выдавлено в пустыню Калахари. Одно из самых больших племен уходить категорически отказалось и подняло восстание. При этом их мужская часть стала сопротивляться и в свою очередь нападать на немецких колонистов, но противопоставить изобретению братьев Маузер они могли только старые курковки.
По отношению к аборигенам немецкие власти устроили настоящий геноцид, несколько десятков тысяч человек, которые не успели скрыться в пустыне, были заключены в концлагерь, где почти полностью вымерли. А из обезвоженной пустыни Калахари живыми тоже вышли единицы и вид имели такой, как во время Второй мировой войны узники Бухенвальда.
Помнится, в начале XXI века на каком-то конгрессе под давлением безгрешных и чопорных британцев немцы признали геноцид африканских народов в начале ХХ века, но кому от этого стало холодно или жарко?
Тогда же удалось узнать, что местные племена готтентотов, нама, а также негроидов, гереро, в отличие от моих давних «приятелей» зулусов, которые «бери побольше, кидай подальше», были вполне себе адекватными и квалифицированными работягами. Они работали инженерами и мастерами – на производствах, в шахтах и на карьерах – электриками, водителями, операторами землеройной техники, а на заводах – станочниками. Впрочем, люди бизнеса чуточку выше среднего уровня все равно были белыми. А может, мне такие попадались?
– Пошли потихоньку, – сказал негромко и дал посыл Чайке. Рядом со мной тронулись Иван и Данко, а следом, перестроившись клином, двинулась и вся кирасирская рота. Метров за триста от сбившихся в беспорядочную толпу и приготовивших свои луки для стрельбы аборигенов мы остановились. Вдруг крайнее крыло правого фланга выгнало из кустарника двух рыжих водяных антилоп, которые изо всех сил рванули вдоль строя в поле. Появились они в нужное время и в нужном месте. Когда отбежали от нас метров на двести, кивнул Ивану:
– Ну что, достанешь?
– Как два раза плюнуть. – При этом выхватил из чехла свою винтовку, вскинул и произвел два выстрела. Рогатый самец споткнулся и рухнул сразу, а самка еще немного пробежала, затем упала на колени, немного пошаталась из стороны в сторону и свалилась набок.
– Отлично! Пускай пока полежат, а я пойду на переговоры.
– Ты что, с дуба упал, кто тебя пустит, какие переговоры? Они тебя убить могут! Дикарей с луками и ядовитыми стрелами нужно расстрелять, как этих антилоп, и все!
– Нет, Иван, думаю, что договоримся. – Увидев, что он собирается полемизировать и «не пущать», остановил словопрения на полуслове: – Довольно разговоров. Пойду, и все. А вы стойте здесь, надеюсь, обострения ситуации не будет и в атаку идти не придется.
– Ладно, тогда возьму пару человек и поеду с тобой. Ангелов здесь и сам покомандует.
– Я тоже пойду. – К нам на кобылке протиснулся отец Герасим. По тому, как он держался в седле и вел себя в походе, мы уже давно заподозрили в нем воина. Ой, непрост этот священник.
– Хорошо, но захватите рулон ткани и мешок с простыми ножами, которые приказал повсюду таскать с собой.
Отъехали вчетвером подальше, метров за сто от толпы дикарей остановились и спешились. Сняв привязанную к седлу скрутку плаща, вышел вперед, постелил на землю и уселся по-турецки. Винтовку не брал, однако проверил, как выходят револьверы из кобур наплечной гарнитуры.
Несколько минут в стане аборигенов ничего не происходило, народ продолжал метаться, словно морские волны во время грозы. Наконец из толпы вышло четверо полуголых мужчин, один был с золотым обручем на голове, ремнем на поясе с пристегнутым к нему самым настоящим палашом. Еще двое в руках несли плетеные табуретки, а с шеи на ремешках у них свисали косточки. Четвертая фигура оказалась колоритной: в маске, мохнатой шкуре, с клюкой и барабаном, но босая, так же, как и все. Вероятней всего, коллега и контрагент отца Герасима.
Процессия подошла и остановилась метрах в пяти. Абориген с обручем, мужчина лет тридцати, высокий атлет с угрюмым взглядом, что-то буркнул, а два дикаря опасливо приблизились ко мне и поставили табуретки на землю.
– Садитесь здесь, лорд[35], – к моему глубокому удивлению, говорил он на корявом, но вполне внятном голландском языке. Я встал с плаща и уселся на табурет. Он устроился напротив, сжал левой рукой ножны старого морского палаша и правым кулаком стукнул себя в грудь. – Моренга. Чиф[36]. Зачем вы опять пришли, белые? Мой народ уже оставил вам свои земли. Отсюда никуда не уйдем.
– Меня зовут князь Михаил. Послушай меня, вождь Моренга. Мы не хотим вас убивать. – При этом приподнял руки, предъявив раскрытые ладони, что обозначало мирные намерения. Его брови слегка поднялись вверх, но угрюмость и недоверие из глаз не пропали, я же продолжил: – И саванна, по которой вы бродите следом за стадами антилоп, мне тоже не нужна. Ты говоришь, что твой народ раньше жил в другом месте? Это правда?
– Моренга никогда не обманывает. Это место там. – Он махнул рукой на юг. – Оно далеко, у самого моря. Мой народ там жил много веков, но два десятка лет назад к нам на большом корабле приплыл белый лорд Ян Ван Рибек.
Вождь замолчал и, прищурившись, посмотрел мне в глаза.
– Никогда не слышал о таком. Мы белые, но голландцы нам не друзья, – медленно ответил, чтобы он понял нидерландский язык XXI века. – Прошу тебя, вождь, продолжай.
– Сначала они нас не трогали, мы с ними жили мирно, а их шаман-священник учил меня грамоте и счету. Затем приплыли еще белые, еще и еще. Им понадобилось все больше и больше земли, и наконец пятнадцать лет тому назад они пришли в селения наших соседей, затем к нам и приказали уходить. Мы не хотели никуда идти, потому что, кроме как в мертвую саванну, идти было некуда. Как говорили предки, там не только антилопы не водились, там даже грызуны не жили. Все знали, что на много лун пути в той пустыне нет жизни.
Вождь объяснялся короткими фразами, часто использовал незнакомые или исковерканные слова, но суть мне была понятна.
– Тогда они взяли громкие мушкеты, пришли с рассветом и стали стрелять. Многих убили. Мы тоже убили пятерых и бежали. – Его глаза гордо блеснули, а рука погладила палаш. – Думали, что идем в пустыню на смерть, но наши предки ошиблись или сами не знали, через двадцать дней мы вышли на живые земли. Еще нас спасло то, что начинался сезон дождей. В пути выжило меньше половины, старики и дети погибли. Но остальные радовались, мы встретили стадо антилоп, убили их пастухов[37] и шли с ними пять лун до этой реки. И жили здесь счастливо. – Он внимательно осмотрел мой полный кирасирский доспех, перевел глаза на сопровождающих – Ивана и сержанта Бузько, которые без стеснения направили на него свои винтовки, а также на смиренно сложившего руки и внимательно слушающего отца Герасима, посмотрел вдаль, на выстроившуюся для атаки конницу, сильнее сжал побелевшими пальцами ножны палаша, тяжело вздохнул и закончил: – До сегодняшнего дня.
