Эдуард Овечкин - Акулы из стали
– Обля! Опять Нева!!
Все с подозрением покосились на сопровождающего нас офицера, чего это он нас кругами водит, – совсем мы долбодятлы, чтоли? Ну остановились опять, конечно, покурить на мосту над Великой Русской рекой. Там я познакомился с девушкой Катей, назначил ей свидание на завтра, но потом пропустил его из-за Кобзона, будь он неладен.
– Чего вы курите-то каждые двести метров? – поинтересовался встречающий нас офицер
– Ну так…Нева же!
– Долбодятлы, какая Нева, – она вообще с другой стороны Адмиралтейства! Это же река Мойка, а до этого был канал Грибоедова! Ну, серость севастопольская!!!
Ладно, за серость мы ему запомнили. Но вслух-то сказали, что зато мы загорелые, красивые и нравимся девушкам.
Привели нас в систему, через главные ворота прямо под шпилем. Завели в казарму. Мы-то с первого курса в общежитии жили, а тут – казарма! Дикие нравы, конечно. Ходит с десяток дзержинцев с хмурыми лицами. Ну, значит, надо отстаивать честь нашей альма матери.
– Чо, – спрашиваем, – не встречаете нас? Где поляна и всё вот это вот?
– Да нельзя же нам, спиртное-то в казарму приносить, – говорят.
Четвёртый курс, чтоб вы понимали!!! Дикие нравы, просто средневековье. Но у нас с собой ещё осталось изрядно. И кэээк давай мы там чести защищать: они- свою, мы – свою. Это был один из двух случаев в моей жизни, когда я напился до беспамятства. Кто там кого перепил, кто чью честь отстоял, – не помню. Но. Раз рассказываю я, то пусть будет, что мы, севастопольцы, и победили.
Утром разлепляю то место, где у меня должны быть глаза и вижу, как на меня смотрит голый мужик. В шлеме и с копьём. "Ну пиздец, Эдик, – думаю, вдавливаясь в подушку затылком – допился". Потом уже, когда очнулся мозг, я определил, что это же просто статуя Апполона с адмиралтейского шпиля на меня таращиться. Ну норм, значит, можно с алкоголем не завязывать пока что. А тут крик из предбанника:
– Смирно! Дежурный по роте на выход!
Заходит командир этой роты ну и наш теперь командир, как бы.
– Бляяаааа! – говорит, – ну и воняет тут у вас перегарищем!! Вы что бухали чтоли тут?
Дзержинцы стоят, краснеют, стесняются, а мы говорим:
– Да не, это мы с поезда бухие приехали.
Защитили, честь наших новых друзей, – вы же это заметили, да?
– А, ну тогда ладно, – успокаивается командир под удивлённые взгляды дзержинцев, – надо, в общем сорок человек на концерт Кобзона отправить. Прямо сейчас.
– Каво-каво? – удивляемся мы, – какого-такого Кобзона? У него же даже подтанцовки красивой не будет, – что мы там забыли?
– Ну смотрите, – говорит командир, – или вы сейчас идёте, так как вам заняться всё равно нечем и денег у вас российских даже нет, или я своих из увольнения отзываю, от семей девушек и собак.
Ну конечно, мы пошли. Незнакомых друзей в увольнении подставлять на флоте не принято. В СК Олимпийском он пел, вроде бы. Десять бабушек, две тётеньки и все остальные – военные на концерте. Сели мы подальше, кресла мягкие, удобные, ну хоть выспимся. Так мы себе подумали. Какое там. Орал этот Кобзон, как бешенный, – чуть до конца досидели. И так-то его не любил, а с тех пор так вообще органически не перевариваю. А ещё Катя на мосту меня так и не дождалась из-за гада этого. Правда потом я её нашёл в Питере, – две недели понадобилось, но нашёл. "Мы ж подводники, – мы силачи" (с)
А потом мы опять напились, с горя. Как-то осознали, что нет больше нашего Севастополя, нет больше нашей Галоши и это – навсегда, а не приключение на недельку.
В понедельник нас повели на медосмотр. Докторша уж больно симпатишная была, как бы честь Севастополя надо было отстоять. Ну вы понимаете.
– Покажите язык, – говорит мне.
Что за вопрос, – показываю.
– Оооо, – говорит она, – у вас, молодой человек, географический язык!
– Да, – говорю, – географию морей и океанов я люблю!
– Нет, – говорит она, – пить вам нельзя! Авитаминоз!
– Как скажите, – покорно соглашаюсь я, – а что Вы делаете сегодня вечером, например?
– Вы что, севастопольцы, сговорились тут все? У вас что, женщин там в Севастополе не было? Такое ощущение что вы с Антарктиды приехали или с Кавказа!
– Были, но Вы, прошу прощения, не ответили на мой вопрос.
– Я сейчас мазок у Вас брать буду, Эдуард, в связи с Вашей наглостью! – говорит она, заглядывая в мою девственно чистую медкнижку
– Я, может и не против, – отвечаю, – и не знаю за ваши Питерские правила этикета, но мне кажется, что мы форсируем события. Я-то в кино сначала сходить планировал, ну там роз Вам купить. Баунти, может.
– Так! Вон отсюда! – сверкает она на меня взглядом по-над очками.
Выхожу. В коридоре очередь, все волнуются, "ну как там?" спрашивают.
– Подождите, ребята, – говорю я и захожу обратно:
– Ну а завтра, например, что Вы делаете, если сегодня заняты?
Бросила в меня ручкой. Выхожу. Делаю всем жест рукой и захожу обратно:
– Я и до послезавтра готов ждать, если что.
Она, конечно, тут же краснеет и выскакивет в коридор.
– Так на!!! Ко мне больше никому не заходить! Этому (тычет в меня пальцем) сдать все медкнижки и все свободны!
– А чо это ему? – начинают роптать юноши с так грубо попранными надеждами.
– Всё, я сказала!!! Все вон из лазарета!!!
(эта та часть нашего класса, которая перевелась в Питер. Пятеро родились и выросли на Украине)
В общем, в училище им. Дзержинского мы освоились быстро и приняли нас там хорошо, как родных. Осознав, что нашей чести внутри ничего не угрожает мы принялись, вместе с аборигенами, защищать честь училища.
Происходило это, в основном, в пивбаре "Висла". Стоял он тогда на улице Гороховой и пользовался у нас популярностью за недорогое пиво и аутентичную обстановку (столы, рыбьи трупы на полу, запах перегара и так далее). Но нравился он, в те времена, не только нам, а вообще всем курсантом военных училищ. Ну и естественно мы там дрались! Ну а как вы себе думали? Сидит сапог какой-нибудь и дерзко посмотрел в сторону моряков. Разве же можно было допускать такое попрание военно-морской чести? Вот и я о том же.
Драк удавалось избегать только в одном случае. Когда туда приходил один курсант из ВМА (военно-медицинской академии). Он всегда приходил с бояном и пел. Как он пел, ребята!!! Я, конечно, атеист, но тут по-другому и не скажешь: пел он, как Бог. Я не знаю, конечно, как пел бы Бог, если бы он был, но уверен, что именно так. Какой там Кобзон, я вас умоляю! Когда обстановка накалялась и вот-вот готова была излиться в очередную потасовку, он брал стул, садился посередине зала, расчехлял баян и заводил: "Дремлет притииииииихший северный горооооод!" (вот точно так, как я сейчас, только красиво). И все начинали натуральным образом собираться в круг, обниматься, брататься и, некоторые, даже плакали. И военно-морская Честь, скромно потупив взор, сидела в уголке с Честью сухопутной и молча курила, обижаясь на то, что всем нет до неё никакого дела сегодня.
