Ян Мак-Гвайр - Последний кит. В северных водах
– Сухо, как в гребаной пустыне, – говорит Дракс.
– Убери-ка вон оттуда несколько бочек, – приказывает ему Кэвендиш. – Клянусь, что я и отсюда слышу течь.
– Это всего лишь подтекание, а не течь. В час по чайной ложке, – отзывается Дракс.
Он присаживается на корточки и отодвигает сначала одну бочку, а потом и другую. Оба мужчины наклоняются к проему и всматриваются в темноту рядом с изгибом борта. Вода действительно просачивается в щель, образовавшуюся там, где доски обшивки разошлись под напором льда, а конопатка отвалилась, но признаков серьезного повреждения по-прежнему не наблюдается.
– Проклятье, – шепчет Кэвендиш. – Проклятье. Как такое может быть?
– Как я и говорил, – отзывается Дракс. – Напор сильный, но борт лед не пробил.
Кэвендиш откладывает в сторону топор и фонарь, и они вдвоем начинают отодвигать бочки, пока не оказываются на самом нижнем ярусе и перед ними не предстает обшивка правого борта.
– Он не потонет, если ты сам не утопишь его, Майкл, – говорит Дракс. – Только так, а не иначе.
Кэвендиш качает головой и тянется за топором.
– В этом гребаном мире просто так ничего не бывает, – говорит он.
Дракс отступает на несколько шагов, чтобы не мешать старпому размахивать топором. А Кэвендиш вдруг застывает на месте и оборачивается.
– Это не накладывает на меня никаких обязательств, – говорит он. – Я не могу освободить тебя. Особенно после Браунли. Юнга – одно дело, что само по себе уже достаточно плохо, но только не проклятый капитан.
– А я тебя ни о чем и не прошу, – заявляет в ответ Дракс. – Я и не собирался.
– Тогда что тебе нужно?
Дракс передергивает плечами, хмыкает и становится серьезным.
– Если такое время когда-либо наступит, – медленно говорит он, – я прошу тебя не мешать и не вставать у меня на пути. Позволить событиям идти своим чередом.
Кэвендиш кивает.
– Я закрою глаза, – говорит он. – То есть вот чего ты хочешь.
– Это время может никогда и не наступить. Меня могут повесить в Англии за то, что я сделал, и это будет вполне справедливо.
– Но если оно когда-нибудь наступит…
– Да, если оно когда-нибудь наступит.
– А как насчет моего проклятого носа? – интересуется Кэвендиш и показывает на него пальцем.
Дракс улыбается.
– Ты никогда не был Адонисом[68], Майкл, – говорит он. – Подозреваю, что кое-кто мог бы сказать, что мой удар даже пошел тебе на пользу.
– А у тебя и впрямь железные яйца, если ты рискуешь говорить такие вещи человеку, который держит в руках топор.
– Точно, – легкомысленно соглашается Дракс, – и я даже позволю тебе потрогать их, если хочешь.
Несколько мгновений они меряются взглядами, а потом Кэвендиш с отвращением отворачивается, взмахивает топором и всаживает стальное лезвие в уже намокшие доски, восемь, девять, десять раз, пока двойная обшивка не издает треск и не начинает выгибаться внутрь.
Глава 17
Не проходит и пары часов, как корабль кренится на нос так сильно, что его бушприт плашмя ложится на лед, а фок-мачта ломается напополам. Кэвендиш отправляет Блэка на борт с командой моряков забрать рангоутное дерево, брусья и такелаж, а также срубить оставшиеся мачты, пока они не рухнут сами. Лишившись мачт, с торчащей над нагромождениями льда кормой, корабль выглядит горбатым и нелепым, выхолощенной пародией на себя прежнего, и Самнер спрашивает себя, как он мог рассчитывать на то, что столь хрупкая конструкция из дерева, гвоздей и веревок сможет защитить его и обеспечит ему безопасность.
«Гастингс», их единственная надежда и средство спасения, находится в четырех милях от них к востоку, пришвартованный к краю материкового льда. Кэвендиш укладывает в заплечный мешок небольшой запас галет, табака и рома, взваливает его на спину и отправляется пешком в путь по льду. Через несколько часов он возвращается, измученный и усталый, с промокшими ногами, но вполне довольный, и объявляет, что капитан Кэмпбелл с радостью готов приютить их и что они должны немедленно начать транспортировку людей и грузов. Они разобьются на три отряда по двенадцать человек в каждом, поясняет он, используя китобойные шлюпки в качестве саней. Первые два отряда, возглавляемые Блэком и Толстяком Джонсом, должны выступить немедленно, тогда как третий останется у остова корабля ожидать их возвращения.
После полудня Самнер отсыпается на тюфяке в одной из палаток, наспех сооруженных из судовой оснастки, укрывшись меховой полостью и одеялом. Проснувшись, он вдруг видит, что рядом сидит Дракс, которого стережет кузнец. На запястьях гарпунера красуются кандалы, а ноги по отдельности прикованы к трехшкивному блоку. Самнер не видел Дракса с того момента, когда тот напал на капитана в его каюте, и сейчас удивляется силе испытанного им мгновенного отвращения.
– Не бойтесь, доктор, – окликает его Дракс. – Я не способен сотворить что-либо отчаянное, пока на мне болтаются эти деревянные безделушки.
Самнер откидывает меховую полость и одеяло, поднимается на ноги и подходит к пленнику.
– Как ваша рука? – спрашивает он у него.
– Которую из них вы имеете в виду?
– Правую, ту самую, под кожу которой попал зуб Джозефа Ханны.
В ответ Дракс лишь небрежно качает головой.
– Это всего лишь царапина, – отвечает он. – На мне все заживает быстро, как на собаке. Но, понимаете, я до сих пор не могу взять в толк, как зуб попал туда. Я просто не могу этого объяснить.
– То есть вы хотите сказать, что не испытываете угрызений совести? Или чувства вины за то, что сделали?
От изумления у Дракса отваливается челюсть. Он морщит нос и презрительно фыркает.
– Вы, похоже, полагали, что я собирался убить вас там, в каюте? – спрашивает он. – Вдребезги разнести вам череп, как я обошелся с Браунли. Неужели вы действительно так думали?
– А разве вы собирались сотворить что-либо иное?
– Я не планирую свои поступки заранее. Я, видите ли, склонен к действию, а не к долгим размышлениям. И еще я всего лишь следую своим наклонностям.
– Следовательно, вы начисто лишены совести и моральных принципов?
– Смотрите: сначала случается одно, потом за ним следует другое. Почему первое должно быть важнее второго? Или почему второе имеет большее значение, чем третье? Ну-ка, ответьте мне.
– Потому что каждое действие самостоятельно и независимо, и одни из них – хороши, а другие – дурны.
Дракс вновь презрительно фыркает и почесывается.
– Это всего лишь слова. Если меня повесят, то только потому, что они могут и хотят этого. И они будут следовать своим наклонностям точно так же, как я – своим.
– Следовательно, вы не признаете никаких авторитетов, ошибочности или правильности суждений, кроме своих собственных?
