Стервятники - Смит Уилбур
Боль и гнев придали силы ногам. Глаза стали безжалостными, а стиснутые челюсти превратили лицо в маску, не оставив ни следа мальчишества. Но ярость не лишила Хэла хитрости и коварства. Все крупицы мастерства, накопленные за сотни часов и дней тренировок, вдруг слились воедино.
Зрители взвыли при виде чуда, случившегося у них на глазах. Казалось, в это мгновение мальчик стал мужчиной, даже подрос и стоял теперь подбородок к подбородку и глаза в глаза со своим черным соперником.
«Это не может тянуться долго, – сказал себе Аболи, встречая нападение. – У него кончится кураж». Но теперь ему противостоял другой человек, которого Аболи не узнавал.
Неожиданно он обнаружил, что отступает: силы были на исходе, а два клинка мелькали перед глазами и казались неуязвимыми, как страшные духи темного леса, который когда-то был его домом.
Негр смотрел на бледное лицо и горящие глаза и недоумевал. Его охватил суеверный страх, замедливший движения правой руки. Перед ним был демон с невероятной магической силой. Аболи понял, что находится в смертельной опасности.
Следующий выпад был нацелен ему в грудь; клинок, словно солнечный луч, пробил его защиту. Аболи отклонил верхнюю часть тела, но удар прошел под поднятой левой рукой. Негр не почувствовал боли, только прикосновение острия к ребрам и поток теплой крови на боку. Но он потерял из вида кортик в левой руке Хэла, а парень с одинаковой легкостью пользовался обеими руками.
Краем глаза Аболи заметил короткое лезвие, направленное ему в сердце, отпрянул, чтобы избежать удара, споткнулся о край лежащей на палубе реи и упал. Правым локтем ударился о планширь, пальцы онемели, и сабля выпала из руки.
Лежа на спине, Аболи беспомощно смотрел вверх и над собой, в этих ужасных зеленых глазах, видел смерть. Это не лицо ребенка, о котором он заботился последние годы, мальчика, которого он любил и учил долгое десятилетие. Здесь стоял мужчина, готовый убить его. Блестящее острие сабли блеснуло у горла, а за ним вся сила молодого тела.
– Генри! – На палубе, перекрыв крики кровожадных зрителей, прозвучал строгий властный голос.
Хэл вздрогнул и замер, по-прежнему целясь в горло Аболи. На его лице появилось изумленное выражение, как у только что проснувшегося человека, и он посмотрел на отца, стоявшего на полуюте.
– Хватит глупостей. Немедленно в мою каюту.
Хэл оглядел палубу, раскрасневшиеся, возбужденные лица окружающих. Удивленно покачал головой и покосился на саблю в своей руке. Разжал пальцы и выронил ее на палубу. У него подкосились ноги, он упал на негра и вцепился в него, как ребенок в отца.
– Аболи! – прошептал он на языке леса, которому научил его черный человек и которым не владел больше никто на корабле. – Я тебя ранил. Кровь! Клянусь жизнью, я мог убить тебя.
Аболи усмехнулся и ответил на том же языке:
– Как раз вовремя. Ты наконец зачерпнул из источника воинской крови. Я думал, ты его никогда не найдешь. Пришлось подгонять тебя. – Он сел и оттолкнул от себя Хэла. Теперь он по-новому взглянул на мальчика, который перестал быть таковым. – Иди выполняй приказ отца!
Хэл потрясенно встал и всмотрелся в лица моряков; он увидел незнакомое выражение: уважение, смешанное с легким страхом.
– На что глазеете? – взревел Нед Тайлер. – Развлечение закончилось. У вас нет работы? За помпы! Брам-стеньга провисла. А все, кто без дела, сейчас займутся топ-реями!
Послышался топот босых ног: все разбежались по местам.
Хэл наклонился, поднял саблю и протянул ее боцману рукоятью вперед.
– Спасибо, Нед. Она пригодилась.
– И ты хорошо ею воспользовался. Не помню, чтобы кому-то, кроме твоего отца, удалось побить этого нехристя.
Хэл оторвал край своих оборванных парусиновых штанов, прижал к уху, чтобы остановить кровь, и пошел в каюту на корме.
Сэр Фрэнсис оторвался от судового журнала, держа в руке гусиное перо.
– Не будь таким довольным, щенок, – сказал он. – Аболи, как всегда, играл с тобой. Он мог десяток раз проткнуть тебя до этой твоей удачной финальной атаки.
Когда сэр Фрэнсис встал, в крошечной каюте почти не осталось места. Переборки от палубы до палубы были уставлены фолиантами, стопки книг стояли на полу, и еще несколько переплетенных в кожу томов лежали в нише, которая служила отцу кроватью. Хэл гадал, где же отец находит место для сна.
Отец обратился к сыну на латыни. Он настаивал на том, чтобы, когда они оставались вдвоем, разговор шел на языке образованных, цивилизованных людей.
– Ты умрешь раньше, чем станешь настоящим фехтовальщиком, если не научишься управлять сталью не только рукой, но и сердцем. Какой-нибудь случайный голландец при первой же стычке разрубит тебе челюсти. – Сэр Фрэнсис строго посмотрел на сына. – Повтори закон шпаги.
– Глаз за его глазами, – ответил Хэл тоже на латыни.
– Громче, мальчик!
Слух сэра Фрэнсиса за долгие годы сильно ухудшился от тысяч залпов из кулеврин. В конце каждой схватки из ушей пушкарей шла кровь, и даже офицеры на полуюте начинали слышать звон небесных колоколов над головой.
– Глаз за его глазами, – торопливо повторил Хэл, и отец кивнул.
– Его глаза – окно рассудка. Научись читать в них его намерения до того, как он начнет действовать. Узри удар до того, как он будет нанесен. Что еще?
– Второй глаз за его ногами, – процитировал Хэл.
– Хорошо, – кивнул сэр Фрэнсис. – Ноги приходят в движение раньше, чем рука. Что еще?
– Держи острие высоко.
– Главное правило. Никогда не опускай острие. Всегда целься в глаза. – Сэр Фрэнсис провел сына через этот катехизис, как делал тысячи раз прежде. Наконец он сказал: – Вот тебе еще одно правило. Сражайся с первого удара, а не тогда, когда тебя разозлят или ранят, иначе не переживешь первую рану. – Он взглянул на песочные часы, висевшие над головой. – У тебя еще есть время для чтения до корабельной молитвы. – Он по-прежнему говорил по-латыни. – Возьми Ливия и переводи с двадцать шестой страницы.
Целый час Хэл вслух читал историю Рима в оригинале и переводил каждую строку на английский. Наконец сэр Фрэнсис захлопнул его книгу.
– Есть улучшения. Теперь проспрягай глагол dur.
Так отец выражал свое одобрение.
Хэл торопливо начал спрягать, сбавив прыть, когда добрался до будущего изъявительного:
– Durabo. Я вынесу.
Это слово было девизом на гербе Кортни, и сэр Фрэнсис холодно улыбнулся, когда Хэл повторил его.
– Пусть Господь дарует тебе эту милость, – сказал он. – Можешь идти, но не опаздывай на молитву.
Радуясь свободе, Хэл вылетел из каюты и сбежал по сходням.
Аболи сидел у наветренного борта под бронзовой кулевриной. Хэл пристроился с ним рядом.
– Я тебя ранил.
Аболи сделал красноречивый жест, выражающий пренебрежение.
– Цыпленок, барахтающийся на земле, наносит ей раны посерьезней.
Хэл отвел с плеча Аболи парусиновый плащ, схватил за локоть и приподнял мускулистую руку, чтобы взглянуть на глубокий разрез около ребер.
– Тем не менее цыпленок неплохо тебя клюнул, – сухо заметил он и улыбнулся, когда Аболи разжал руку и показал иглу, в которую уже была продета нить для штопки парусов. Он потянулся к игле, но Аболи его остановил.
– Сначала промой рану, как я учил тебя.
– Своим длинным черным питоном ты и сам можешь дотянуться, – предложил Хэл, и Аболи расхохотался, тихо и басисто, словно отдаленный гром.
– Сделай это маленьким белым червячком.
Хэл встал и развязал шнурок, державший его штаны. Они упали, и Хэл правой рукой отвел крайнюю плоть.
– Крещу тебя, Аболи, повелителем цыплят!
Он точно воспроизвел проповеднический тон отца и направил на открытую рану струю желтой мочи.
Хотя Хэл знал, как это больно – Аболи много раз проделывал с ним то же самое, – черты черного лица оставались спокойными. Хэл вылил на рану все до последней капли и завязал шнурок. Он знал, как действенно это средство племени Аболи. Когда тот использовал его в первый раз, Хэл испытал отвращение, но за все последующие годы он ни разу не видел, чтобы после такого средства рана загноилась.
