Виталий Гладкий - Красная перчатка
Из рассказов купцов, гостивших у отца, Вышеня знал, что при этом ветре поднимается морская зыбь, которая способствует вымыванию так называемой «илектровой травы»; волны гонят водоросли вместе с кусками илектра-янтаря к берегу, где его с нетерпением ждут собиратели этого драгоценного солнечного камня, подарка древних богов. В последние годы спрос на илектр стал очень велик, и камень не только собирали, но и вылавливали большими сачками на длинных шестах вместе с водорослями. На берегу сачок вытряхивали, женщины и дети выбирали из него самоцветы.
Тевтонский орден объявил земли, где добывали илектр, своей собственностью; тевтонцы установили так называемый «регал» — право собственности на добычу самоцвета на всем побережье Варяжского моря. Законом карался каждый, кто без специального разрешения собирал камень на берегу или добывал его в море. Жители побережья давали присягу, что не будут ни собирать янтарь, ни скупать краденый. Специальные суды сурово наказывали за малейший кусок скрытого от власти самоцвета; виновных пытали, вешали, колесовали или подвергали ссылке.
Коч назывался «Ансельм» и нес на мачте флаг Новгорода. Он был меньшим по размерам, чем «Святой Бернар», но тоже приспособленным для плаваний по морям. Мало того, коч имел и «коцу» — двойную обшивку против льда. В общем, это было толково построенное и прочное во всех отношениях суденышко, единственным отличием которого от кораблей Великого Новгорода был дополнительный — косой — парус. В море преимущество парусного вооружения «Ансельма» сказывалось особенно зримо — коч шел галсами, да так быстро, как никакие другие суда, особенно тяжело груженые, брюхатые купеческие посудины.
Впрочем, и задача у «Ансельма» была иной. В его трюме, конечно, лежал груз на продажу: несколько тюков с беличьими шкурками, сорок бобровых шкур и десять бочек соленой семги — откупная мессира Реджинальда, которому волей обстоятельств пришлось отказать в приюте сыну благодетеля маленькой общины храмовников, бежавших от инквизиции на Север Руси. Но приказ командора кормчему мсье Ламберту звучал четко и недвусмысленно: торговля — это вторично, главное — доставить молодого боярина, сына Остафия Дворянинца, по месту назначения в город Любек живым и здоровым и позаботиться о его дальнейшей судьбе, насколько это возможно.
Когда Вышеня услышал, где ему предстоит прятаться от преследования ганзейцев, то его удивлению не было пределов. Ведь Любек — один из главных городов Ганзы, практически столица Ганзейского союза! Получается, что его бросают в змеиное гнездо. В ответ на недоуменный вопрос юноши мессир Реджинальд, улыбнувшись, ответил:
— Где лучше всего спрятаться камешку? На прибрежной отмели, усыпанной разноцветной галькой. В Любеке тебя даже не подумают искать. В крайнем случае, ты сможешь уехать оттуда в ту же Бретань. Наши братья, хоть их и немного, помогут тебе избежать опасности и найти надежное пристанище…
Вышеня оторвался от созерцания безбрежной и мрачной водной пустыни, бросив взгляд на Истому. Холоп сидел под мачтой с разнесчастным видом и грыз каленый сухарь — чтобы хоть как-то отвлечься от тяжелых мыслей. Истому словно подменили; куда и девались его веселость, живость и неусидчивость. Если раньше он вел себя с Вышеней почти как с ровней, то теперь заглядывал ему в глаза с собачьей преданностью, от которой юноше временами становилось не по себе.
Вышеня вспомнил, что случилось после суда над напавшими на обитель. Он ждал, что и ему не поздоровится, несмотря на утешительные слова мсье Адемара, — что ни говори, а в смерти храмовников была и его вина, пусть и косвенная. Когда его позвали в келью мессира Реджинальда, юноша пошел к командору с душевным трепетом и готовностью услышать в свой адрес все, что угодно.
До этого ему ни разу не приходилось бывать в комнате командора. Она оказалась гораздо просторней остальных келий братьев-храмовников, сплошь уставленная шкафами с книгами и пергаментными свитками. Мессир Реджинальд, мрачный и задумчивый, сидел возле стола и, не отрываясь, смотрел на большой хрустальный шар, лежавший на серебряной подставке в виде лодьи. Командор долго молчал, будто Вышени и не было в комнате, а затем, словно очнувшись, тяжело вздохнул, провел ладонями по лицу и сказал:
— Садись, боярин. Нужно поговорить…
Вышеня сел на край стула с высокой спинкой и потупился. Юноша понял, что командор уже принял какое-то решение, и боялся его услышать.
— Тяжкая утрата… Нас и так мало осталось… — Голос мессира был глухим и безжизненным. — Одно утешает — наши братья пали в бою, а это великая честь для любого рыцаря Ордена. Теперь они, минуя чистилище, предстанут перед Господом нашим, ибо воину, павшему на поле брани, прощаются все его грехи, — тут он снова бросил взгляд на хрустальный шар и решительно закрыл его куском черного бархата. — Твой ум в смятении, а душа жалобно плачет, боярин. Это мне понятно. Но не нужно винить себя. Все было предопределено заранее и не нами, а свыше. Теперь нужно искать приемлемый выход из создавшегося положения. Ганзейцы, конечно же, не оставят попыток достать тебя, а значит, могут прийти на остров еще раз. Теперь мы будем к этому готовы, — мессир Реджинальд поднял глаза на Вышеню. В его взгляде юноша не увидел обычной доброты; там сверкала холодная сталь. — Ты должен покинуть остров, — сказал он жестко. — Даже доброе отношение к нам твоего отца не заставит меня подвергнуть огромной опасности ни братьев, ни их семьи. О том, что тебя нет на острове, ганзейцы вскоре узнают. Как и то, что случилось с их людьми и наемниками. Единственное, что им будет неведомо, так это то, кто разбил их отряд. Мы пустим слух, что это сделали разбойники-свеи. Пусть поищут своих обидчиков… Что касается лично тебя, то в Новгороде появиться ты не можешь — пока рано и чересчур опасно. Придется тебе отправиться в далекое путешествие.
Ты хотел увидеть мир, как сказал Адемар, и у тебя появилась такая возможность. Если ты, конечно, не против… Мы обеспечим тебя на первое время деньгами, оружием, дадим имена надежных людей. А там будет видно. Истома сказал, что скорее всего твой отец станет посадником, и тогда проблема с Ганзой разрешится сама собой. Ганзейские купцы не рискнут большими прибылями из-за ссоры двух молодых людей, как это уже не раз бывало — суд постановит выплатить виру, и на том дело закроют.
— А что будет с Истомой? — спросил Вышеня.
— Ничего. Просто он станет твоим наивернейшим слугой, боярин. Твоим псом, которого ты, если захочешь, можешь забить палками до смерти. Или приказать ему прыгнуть в огонь, что он сделает с большой радостью и охотой.
