Вернер Гильде - Непотопляемый «Тиликум»
Мы сделали последний галс, выбрались наконец из бухты и шли теперь параллельно открытому берегу прямо к острову, удаленному от нас примерно на десять миль.
Метрах в ста позади пенил море бот дона Педро. Шел он с сильным креном, зеленая вода лизала палубу с подветренного борта, бушприт задирался прямо в небо. Потом бак до самого форпика окунался в воду, пенные брызги взлетали над вантами.
Кэптен Вульф еще раз посмотрел на небо, потом на наши паруса и наконец на дона Педро.
— Ничего тут не поделаешь, — покачал он головой, — убирайте кливер.
Я метнулся на бак. Экая дьявольщина, здесь качало куда сильнее, чем в кокпите. Ну вот теперь кливер-фал раздернуть, так, пошел кливер-фал. И кливер-шкот пошел — это Вульф сработал. Кливер сполз до половины и, подхваченный ветром, заколотился, как сумасшедший. Бот медленно взбирался на волну. Теперь два прыжка вперед — и намертво вцепиться в бушприт. Ай да Ханнес, молодец, успел! В самый раз успел: бот уже покатился вниз, под гору, зарываясь носом в волны. Водяная струя подхватила мои ноги и вынесла их за борт. Снова в гору. Не зевай, Ханнес! Подтянулся, собрался, раз — и ты уже верхом на бушприте. Ногами держись, руками работай. Тяни на себя этот кливер, скручивай. Ну и кливер! Не парус — парусок. Особливо против тех, что на «Доре». И убирать его — детская забава, хоть и в воде сидишь до самого пупа.
Ну вот, дело сделано. Теперь назад к мачте, остается только фал обтянуть. Занятый работой, я и не заметил, как резко испортилась погода. Солнце скрылось, ветер крепчал с каждой минутой, но направления своего, однако, не менял. «Доре» бы такой ветерок — самое милое дело. А вот боту ее приходилось туго. Вульф изо всех сил налегал на румпель, не давая нашему суденышку приводиться. В кокпите уже плескалось порядочно воды, еще сильнее кренившей бот на подветренную сторону.
Вульф показал рукой на грот. Я кивнул. Понятно: надо брать рифы. Не успел я с этим покончить, как Вульф крикнул что-то еще, но, что именно, я не понял. Ветер стал сильнее и срывал его слова прямо с губ. Левой рукой он указывал на второй ряд рифов, а правой удерживал бот круто к ветру.
Я кивнул. Все ясно, еще надо рифы брать, второй ряд. Ну что ж, при такой погодке самое время. Вот так, теперь порядочек! Вульф потравил шкоты. Бот снова набирал скорость. Ну и ну, у меня аж спина взмокла. Моя шикарная шляпа из панамской соломки плавала в набравшейся в кокпит воде. Вся она расплелась и взъерошилась, словно старое воронье гнездо. «Нора откачивать воду», — подумал я и полез в каюту за ведром.
Занимаясь любой механической работой, я привык считать.
— Пятьдесят…
С наветренного борта прибыло почти столько же воды, сколько я вычерпал с подветренного.
— Сто…
Вот теперь уже и днищевые доски видать. Остальное откачаем ручной помпой. Теперь можно было и осмотреться. Дон Педро исчез с горизонта. Впрочем, и горизонт-то сузился едва ли не до сотни метров.
Вульф сидел на приподнятом наветренном борту и ухмылялся. «Если это и есть спорт, — подумал я, — то не очень-то он, прямо скажем, отличается от работы на „Доре“. Только на „Доре“ куда как надежнее». Впрочем, грех жаловаться, и теперь нам в общем-то тоже ничего не угрожало, даже при сильном ветре мы оставались практически сухими. Я убедился, что, покуда площадь парусности соответствует силе ветра, ничего с нами не случится.
Расмус взъярился на балл выше, принялся посвистывать в вантах.
— Штормовой стаксель! — крикнул Вульф.
Через каюту я пробрался в форпик[36]. Здесь, под палубой, рывки и толчки судна ощущались резче и казались более нерегулярными, чем наверху. От самого люка я со всего размаха хлопнулся на подветренную койку. Вода так и брызнула из мокрого матраса. И тут же меня швырнуло на другой борт так, что я резанулся бедром о край стола. Столешница не выдержала моего натиска и сорвалась с крепежных болтов. Осколки разбитых чашек посыпались на упавшую со стола одежду. Разжиженная трюмной водичкой мука из лопнувшего пакета превратилась в клейстер. Посреди этой липкой лужи плавал капитанский выходной сюртук. Господи, как хорошо, что у меня, скромняги плотника, всей одежки с собой — рубаха да штаны, и те на мне!
Я выдернул из-под койки парусный мешок со штормовым стакселем.
Покуда я спускал большой стаксель и ставил маленький, штормовой, штаны мои промокли выше колен. Но в общем-то ничего сложного в этой работе не было. Парусность поубавилась, ветровые нагрузки уменьшились, и бот больше не заливало.
Каждые полчаса мне приходилось откачивать помпой трюмную воду. Вода проникала в трюм частью в виде дождя и брызг из кокпита, а частью сквозь швы обшивки. При хорошей погоде, на солнышке, швы выше ватерлинии потрескались и разбухнуть как следует пока еще не успели. А может, из-за качки судна раздалась конопатка и кое-где в подводной части корпуса.
Итак, парусность мы сократили до минимума, однако скорость от этого почти не убавилась, потому что ветер разыгрался теперь до настоящего штормового. Дул он все еще со стороны суши, так что оказаться выброшенными на берег нам не грозило.
Только вот кренило нас очень уж сильно. Я посмотрел на Вульфа. Лицо — довольное, значит, непосредственной опасности нет.
— Стаксель налево!
Я послушно травлю подветренный шкот и выбираю наветренный. На крохотный лоскуток наваливается колоссальное давление. Вульф сейчас же приводится, покуда стаксель не заполаскивает. Еще чуток подвыбрать шкот, так, можно закладывать. Все, стаксель стоит с наветра.
Вульф травит гика-шкот и перекладывает руль до упора под ветер. Бот резко разворачивается и, почти потеряв ход, дрейфует лагом. Прямо на нас катится огромный вал. Пена клочьями срывается с его гребня. Перед самой пузырчатой дорожкой, тянущейся вслед за дрейфующим судном, вода успокаивается. Удивительное явление! До нас и позади нас бегут огромные, гороподобные волны с длинными, обрушивающимися гребнями. Но стоит им приблизиться к нам, и они сразу смиряют свой нрав, обращаясь в спокойную зыбь.
Много нового открылось мне тогда. Оказывается, маленькое судно куда надежнее большого, надо только по-умному подобрать паруса и сноровисто управлять ими.
А пока я наводил порядок на боте, откачивал трюмную воду и оттирал мокрой тряпкой остатки клейстера в каюте. Капитанский сюртук я снова запихнул в шкаф, откуда он выпал.
Качать нас теперь стало как-то помягче. В бот не поступало больше ни капли воды. Дождь прекратился, а ветер утихать не хотел. Напротив, он становился еще сильнее.
Вульф позвал меня с собой в каюту, и мы предались главнейшему занятию яхтсменов — ожиданию. Любой человек, ходящий под парусами, целиком зависит от природы и ее сил, и ежели ветру и погоде не угодно, не помогут ни проклятия, ни молитвы — одно только терпеливое ожидание. К счастью, у нас было чем занять время вынужденного простоя. Мария приготовила нам с собой целую корзину всевозможной снеди и две бутыли «вино тинто».
