Джек Лондон - Мятеж на «Эльсиноре»
Вероятно, она почувствовала мое настроение, потому что остановилась через минуту и взглянула на меня.
– Это первые похороны, которые вы видите на море, мистер Патгёрст?
– По-видимому, смерть на море не производит на вас впечатления, – резко сказал я.
– Не больше, чем на суше. – Она пожала плечами. – Знаете, столько умирает народу. И когда они для вас чужие… Ну, что вы скажете, когда на берегу узнаете, что убито несколько человек рабочих на заводе, мимо которого вы проезжаете изо дня в день, направляясь в город? То же самое и на море.
– Ужасно, что мы потеряли пару рук, – подчеркнул я умышленно.
Это нашло в ней отклик. Так же умышленно она ответила:
– Да, правда, да еще в самом начале плавания.
Она взглянула на меня и, когда я не смог сдержать улыбки, улыбнулась в свою очередь.
– О, я очень хорошо знаю, мистер Патгёрст, что вы считаете меня бессердечной. Но это не то; это… это море. И, кроме того, я ведь не знала этого человека. Я не помню, чтобы видела его когда-нибудь. В этой стадии плавания я вряд ли могла бы назвать полдюжины матросов, которых видела бы хоть раз. Зачем же мне тревожить себя мыслями о каком-то чужом мне глупце, убитом другим чужим глупцом? С тем же успехом можно умирать от горя всякий раз, читая об убийствах в ежедневных газетах.
– Все-таки есть какая-то разница, – возразил я.
– О, вы к этому привыкнете, – успокоительно сказала она и снова принялась за свое шитье.
Я спросил, читала ли она «Корабль душ» Муди. Она не читала. Я продолжал свое исследование. Она любила Броунинга, в особенности «Кольцо и книгу». Это был ключ к ней. Она любила только здоровую литературу – только ту, которая позволяет заниматься самообманом.
Например, мое упоминание о Шопенгауэре вызывало у нее улыбку и смех. Ей все философы пессимизма казались смешными. Кипучая кровь не позволяла ей относиться к ним серьезно. Я попробовал передать ей разговор, который имел с де Кассером незадолго до моего отъезда из Нью-Йорка. Проследив философическую генеалогию Жюля де Готье вплоть до Шопенгауэра и Ницше, де Кассер заключил предположением, что из обеих их формул де Готье построил третью, еще более глубокую: «Желание жизни» одного и «Желание власти» другого являются, в конце концов, лишь частями высшего обобщения де Готье – «Желание иллюзии».
Я льщу себя надеждой, что даже де Кассер был бы доволен тем, как я повторил его рассуждения. А когда я окончил, мисс Уэст быстро спросила, не обманываются ли реалисты своими собственными фразами так же часто и так же успешно, как мы, простые смертные, обманываемся жизненной ложью?
Вот к чему мы пришли! Обыкновенная молодая девушка, никогда не затруднявшая своих мозгов задачами мироздания, впервые услыхав о таких вещах, тотчас со смехом отбросила их все. Я не сомневаюсь, что де Кассер согласился бы с ней.
– Верите ли вы в Бога? – спросил я довольно неожиданно.
Она уронила работу на колени, задумчиво посмотрела на меня, потом вдаль – на сверкающее море и на лазурный купол неба. Наконец, с чисто женской уклончивостью, ответила:
– Мой отец верит.
– А вы? – настаивал я.
– Право, я не знаю. Я не думаю над такими вещами. Я верила, когда была ребенком. И все-таки… все-таки, да, конечно, я верю в Бога. Временами, когда я совсем об этом не думаю, я уверена, и вера моя в то, что все хорошо, так же сильна, как вера вашего молодого еврея в слова философов. К этому, я думаю, все сводится: вера! Но зачем мучить себя?
– Вот теперь я вас поймал, мисс Уэст, – воскликнул я. – Вы – истинная дочь Иродиады.
– Это что-то нехорошо звучит, – сказала она, надув губки.
– Это и на самом деле нехорошо. И все-таки – это то, что вы собой представляете. Это – поэма Артура Симонса «Дочери Иродиады». Когда-нибудь я ее прочту вам, и вы мне ответите. Я знаю, вы ответите, что вы тоже часто смотрели на звезды.
Мы как раз пришли к рассуждениям о музыке, в которой у нее удивительно большие познания, и она сказала мне, что Дебюсси и его школа не имеют в ее глазах особой прелести, как вдруг Поссум поднял отчаянный визг.
Щенок пробежал вперед по мостику до средней рубки и, по-видимому, знакомился с цыплятами, как вдруг с ним стряслась какая-то беда. Его ужас был так силен, что мы оба вскочили. Он несся по мостику к нам во всю мочь, взвизгивая при каждом прыжке и постоянно оборачивался в том направлении, откуда бежал.
Я позвал его и протянул к нему руку, но в благодарность он, пробегая мимо, огрызнулся и щелкнул на меня зубами. Прежде чем я успел сообразить, что ему грозит опасность упасть в море, мистер Пайк и мисс Уэст уже летели вслед за ним. Помощник был ближе к нему и в великолепном прыжке достиг перил как раз вовремя, чтобы перехватить Поссума, который слепо летел вперед и угодил бы за борт через легкие перила.
Каким-то округлым движением ноги мистер Пайк отбросил щенка, который покатился по палубе. С еще более сильным визгом Поссум вскочил на ноги и, шатаясь, направился к противоположным перилам.
– Не троньте его, – закричал мистер Пайк, когда мисс Уэст намеревалась схватить руками маленького безумца. Не троньте его – у него припадок!
Но это ее не остановило. Он наполовину прошел сквозь перила, когда она поймала его и держала в вытянутых вперед руках, покуда он выл и лаял с пеной у рта.
– Это припадок, – сказал мистер Пайк, когда терьер в изнеможении лежал на палубе, судорожно подергиваясь.
– Быть может, его клюнула курица, – предположила мисс Уэст. – Во всяком случае, принесите ведро воды.
– Дайте, я возьму его, – предложил я нерешительно, так как не имел никакого понятия о собачьих припадках.
– Нет, все в порядке, – ответила она. – Я позабочусь о нем. Холодная вода – это все, что ему нужно. Он подошел слишком близко к курятнику, и удар курицы по носу испугал его до судорог.
– Первый раз слышу, чтобы от этого у собак был припадок, – сказал мистер Пайк, поливая щенка водой под руководством мисс Уэст. – Это обыкновенный припадок, который бывает у щенят. В море это со всеми щенками случается.
– Я думаю, это от парусов, – возразил я. – Я заметил, что он их очень боится. Когда они хлопают, он в ужасе припадает к земле и пускается наутек. Вы заметили, как он бежал, все время оборачиваясь?
– Я видел, как у собак случались припадки, когда их ничего не пугало, – утверждал мистер Пайк.
– Это был припадок, а что его вызвало, неважно, – заключила мисс Уэст. – Это значит, что его неправильно кормили. С этих пор я буду сама кормить его, вот что. Скажите это вашему слуге, мистер Патгёрст. Никто ничего не должен давать Поссуму без моего разрешения.
В это время появился Вада с маленьким спальным ящиком Поссума, и они вместе с мисс Уэст приготовились снести его вниз.
