Алексей Новиков-Прибой - Соленая купель
— Скучно мне, господин офицер, — ответил Лутатини.
— Идите спать.
Викмонд предупредительно распахнул дверь и, не дожидаясь вопросов от входящего второго штурмана, показал на журнал, в котором заранее написал вымышленные телеграммы.
— Вот извольте посмотреть, что проделывают эти изверги-немцы.
Голова его была выставлена вперед, шея напряглась, словно он поднял на плечи непомерную тяжесть. Лицо стало лживо неподвижным. Холодными немигающими глазами, как будто гипнотизируя, уставился на штурмана.
А тот, сбитый с толку, нагнулся над журналом. В телеграммах говорилось о гибели угольщика «Эдвинс», а потом о погружающемся в воду транспорте «Хильдтон», шедшем из Америки с мясом. При этом указывалось местонахождение этих судов. Впрочем, достаточно было увидеть три буквы: SOS — чтобы выйти из душевного равновесия.
— Душегубы! Они и нас могут так потопить! — выкрикнул штурман.
Викмонд, глядя в глаза штурману, подхватил:
— Конечно, могут. Эти варвары не стесняются никакими средствами. Совсем осатанели!..
Штурман, хлопнув дверью, побежал на мостик.
Викмонд, оставшись один, облегченно вздохнул. Он вынул из кармана клочок бумаги с депешей, прибавил к нему другой клочок с ключом к шифру и аккуратно сжег на спичке. Эти вещи больше ему не потребуются. План его почти выполнен. В воображении представилось, как «U 23», эта стальная ныряющая рыбина, созданная человеческими руками, несется теперь на сближение с «Орионом». И никто здесь не подозревает, что над судном нависла угроза.
Услышав стук, радист приоткрыл немного дверь.
— Ну как, сеньор Викмонд? — раздался снаружи нервный, придушенный голос.
— Все сделано, сеньор Лутатини. Может быть, завтра получим ответ.
— Даже ответ?!
— Да, да. Идите теперь к себе и спите спокойно.
Викмонд захлопнул дверь, оборвав слова благодарности. Он постоял немного, подумал, как бы собираясь с мыслями. Голова его кружилась, как у пьяного.
XV
Следующее утро на «Орионе» прошло так же, как оно проходило в предыдущие дни: окатили из шлангов палубу, вымыли мостик, штурманскую и рулевую рубки, подраили судовой колокол, почистили медяшку на компасе. На вахту вступил третий штурман. Он то и дело приставлял к глазам бинокль, оглядывая горизонт. К нему на помощь были назначены еще два матроса — следить за поверхностью океана.
Безоблачное небо начинало полыхать зноем весеннего дня.
Капитан Кент, в нижней рубашке с расстегнутым воротом, сидел у себя в салоне, выслушивая доклад первого штурмана Сайменса. Сам он завтракал, а своему помощнику не предложил даже сесть. Тайная вражда между ними усиливалась с каждым днем. Один, пользуясь властью, всячески третировал другого, а тот, не зная, чем отомстить своему противнику, только сгорал от бессильной злобы.
— Я слышал, сеньор Сайменс, что матросы много разговаривают о нашем рейсе и о грузе. Настроение у них довольно скверное. Многие даже выкрикивают угрозы по адресу администрации. Вам ничего не известно об этом?
— Нет! — отрезал штурман, соображая про себя, что доносчиком, вероятно, является стюард.
— А разве боцман заодно с матросами?
— Я по крайней мере каждый день допрашиваю боцмана. Ничего особенного он не сообщал мне о команде. Все какие-то пустяки… Это можно услышать на любом судне.
Капитан старался быть любезным, но под этой внешней любезностью чувствовались царапающие когти.
— Так, так. И все-таки мы должны быть постоянно начеку. Представьте себе, что на судно к нам заявится офицер с немецкой субмарины. Допросит нас, посмотрит судовые документы — все в порядке. Но вдруг он не удовлетворится этим и вздумает еще поговорить с матросами? А те и начнут ему выбалтывать свои предположения. Тогда что?
— Не знаю… — угрюмо ответил штурман.
— А пора бы вам знать, сеньор Сайменс. Вы много лет плаваете на судах. Насколько я могу предполагать, сами метите в капитаны. На вашем месте можно было бы кое-что предпринять, чтобы рассеять сомнения команды. А делается это очень просто. Приведу пример. Вы предварительно сговариваетесь со вторым или третьим моим помощником, а потом на мостике затеваете с ним фальшивый спор относительно того, когда мы придем в Барселону. Один из вас будет утверждать — через десять дней, а другой начнет возражать, прибавляя или убавляя дни, — это дело ваше. Можно еще коснуться того, сколько времени возьмет выгрузка с «Ориона» зерна. Именно зерна. Необходимо при этом указать, что в Барселоне нет, как в других портах, зерновых насосов. Одним словом, спорьте на этой почве как можно больше, чаще склоняйте по всем падежам такие слова, как Барселона и зерно. Недурно между собою помечтать вслух об испанках… Иногда стоит боцману крикнуть при всех: «Послушай-ка, мол, парень, — когда придем в Барселону, напомни мне купить краски или новый брезент!» Если матросы услышат несколько раз подобные разговоры, могут ли у них возникнуть сомнения относительно нашего рейса и груза? Конечно, нет…
Штурман, выслушивая наставления, стоял молча. Уши у него налились кровью. Плавание с таким капитаном, который захватил чужую вакансию да еще упивается своей властью, ему надоело. Он даже будет рад, если судно напорется на немецкую субмарину.
Капитан Кент продолжал:
— Да, сеньор Сайменс, все, что я говорю, конечно, требует некоторого напряжения мозга. А вы как будто не хотите ни о чем думать. Ну скажите, пожалуйста, куда мы везем этого больного китайца? Почему мы не оставили его на острове?
Сайменс возразил:
— С вашей стороны относительно него не было никакого распоряжения.
— Правильно, но вы могли бы проявить инициативу. Наконец, могли бы мне напомнить об этом. Мне одному трудно за всем следить. Вы — мой ближайший помощник.
И сразу оборвал свою речь обычной фразой:
— Впрочем, дорогой Сайменс, вы свободны.
В устах капитана слово «дорогой» звучало, как «паршивый» или что-нибудь в этом роде. Поэтому оно больше всего раздражало Сайменса. Он выскочил из салона с таким видом, будто у него вырвали по ошибке здоровый зуб.
На обязанность Лутатини выпало в этот день промаслить брезент с люка второго трюма. Он принес ведро с олифой и кистью и принялся за работу. Настроение у него было крайне возбужденное. Ночью, когда, по поручению Викмонда, ему пришлось сторожить у радиорубки, моментами он видел, как антенна на мачтах искрилась голубоватым свечением. Такое зрелище чрезвычайно радовало его. Казалось, что это вспыхивают слова, исторгнутые из его скорбного сердца, и невидимо пронизывают темное пространство, уносясь к далекой Аргентине. И теперь, промасливая кистью брезент, он дрожал при мысли, что его телеграмма, вероятно, дошла по назначению. Какое впечатление она произведет на родителей? Не может быть, чтобы ничего нельзя было поделать против дурацкого контракта. Отец его — законник, богатый человек, имеет обширные связи, приятель самому викарию. Он ни перед чем не остановится, чтобы выручить единственного сына из кабалы.
